Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В тепле, в вашей супружеской кровати.
— Твой дядюшка проснулся и видел его, — прошептала Албани. — Он хочет, чтобы мы взяли его к себе.
— Тетушка, я знаю, ты будешь счастлива воспитывать маленького мальчика. Но не привязывайся к нему. Ив Жаке может снова жениться и забрать сына.
— Там будет видно, — сказала Албани. — Но я очень удивлюсь, если Ив снова женится. Он очень любил свою жену. Господи, бедная Коралия! Я всем сердцем молюсь за нее. Знаешь, я даже с ней говорю! Я обещаю ей заботиться о малыше. А тебе, племянница, тебе надо поспать. Ты плохо выглядишь. Возьми подсвечник. Свеча еще погорит. Твоя сумка наверху, ее забрал твой жених.
— Да, ты права, я падаю от усталости.
У Анжелины не хватило сил излить тетушке всю свою печаль. Она встала, чувствуя себя совершенно разбитой. Голова у нее гудела. Каждая ступенька давалась Анжелине с трудом, настолько она была обескуражена этой жуткой трагедией, тем, что считала своим поражением.
Оказавшись в своей комнате, она разделась догола и, заметив таз и кувшин, стоявшие на столе, привела себя в порядок. Сначала она умыла лицо и шею, затем грудь.
Наконец очередь дошла до ног. Холодная вода придала ей сил.
«Почему умерла Коралия? — спрашивала она себя. Загадочная смерть молодой женщины не давала ей покоя. — Я напишу Филиппу, подробно опишу роды. Возможно, он найдет объяснение».
Роясь в сумке в поисках ночной рубашки, Анжелина заметила блеск черных глаз. Луиджи не пошел на чердак, а лег на кровать Анжелины.
— Только не задувай свечу, — прошептал он.
— О нет! Ты смотрел на меня?
— Прости, я думал, что ты меня сразу заметишь, но ты даже не посмотрела в сторону кровати. Это было такое очаровательное зрелище, что я не решался остановить тебя.
Смущенная, Анжелина прикрылась ночной рубашкой, которую не успела надеть.
— Ты преувеличиваешь, Луиджи. Ты мог бы окликнуть меня, кашлянуть, что ли…
Анжелина не знала, что добавить, и расплакалась. Луиджи протянул руку.
— Иди ко мне, любимая.
Почти на ощупь Анжелина дошла до кровати и легла, сотрясаемая рыданиями. Луиджи прижал ее к себе, догадавшись, что роды оказались для матери смертельными.
— Коралия умерла, — подтвердила Анжелина. — Я не смогла ее спасти. А ведь мне удалось остановить кровотечение! Она потеряла много крови, но умерла не из-за этого. Ей не хватало воздуха. Она задыхалась, глядя на меня глазами, полными непонимания и печали.
— Ты впервые потеряла свою пациентку? — ласково спросил Луиджи.
— Да. Правда, в Тулузе и Тарбе пациентки умирали от потери крови или вследствие послеродовой горячки, но не в дни моих дежурств. Я не понимаю, что произошло. Все случилось так быстро, и это было так жестоко! Почему Господь допускает такую несправедливость? Коралии было тридцать лет. Она даже не успела попрощаться с мужем и сыном. Мы молились, мы взывали к божественному милосердию, но напрасно. Помогая Иву Жаке одевать его супругу, я думала о Розетте. Наверно, я правильно поступила, избавив ее от плода. Ты понимаешь? Розетта, которую мы так любим, умная и необыкновенно добрая девушка, могла бы тоже умереть при родах, поскольку отец, пьяница, человек без стыда и совести, изнасиловал ее! Мне кажется, что Церковь более снисходительно относится к таким мужчинам, чем к их жертвам.
Анжелина продолжала плакать, прижавшись к Луиджи, который нежно гладил ее по волосам.
— Значит, твои опасения были не напрасны, — сказал он.
— Вот именно! Даже во время ужина я мысленно была не с вами, я все время думала о Коралии и боялась за нее.
— Ты сделала все, что было в твоих силах.
— Этого оказалось недостаточно. Женщины не должны умирать, даруя жизнь. Моя мать пыталась противостоять неизбежному, и я буду поступать так же!
— Моя любимая, не терзай себя! Я уверен, что ты не могла ее спасти. Вероятно, у нее просто не выдержало сердце.
— Несомненно. Теперь я говорю себе, что, возможно, доктор лучше справился бы, чем я.
— Учитывая тот факт, что на дорогу ушло бы слишком много времени, это ничего не изменило бы. А ребенок?
— Его забрала моя тетушка.
Анжелина инстинктивно потянулась лицом к лицу, такому близкому, своего возлюбленного. Их губы встретились. И тут она осознала, что они оба голые. Их тела соприкасались, теплые, привыкшие друг к другу за время разговора.
— Я хочу стать твоей женой, здесь и немедленно, — прошептала Анжелина на ухо Луиджи. — Я уже твоя жена, поскольку люблю тебя всей душой и скоро официально ею стану. Луиджи, мой любимый, мне плевать на грех. Я на коленях поползу в Сантьяго-де-Компостела, если надо, но я должна почувствовать тебя живым, я ощущаю потребность тебя в себе.
— Правда? И ты не будешь жалеть об этом?
— Нет! Прошу тебя!
Анжелина отбросила простыню и одеяло. В умирающем свете свечи Луиджи любовался ее грудями и напряженными сосками, тонкой талией, животом, изгибом бедер, всеми этими сокровищами, на которые он тайком смотрел несколькими минутами ранее. Потом он взглянул на ее лицо. И вновь был очарован изящными чертами, влажным блеском аметистовых глаз, золотисто-рыжей прядью, падавшей на лоб. Он находил ее такую, обнаженную, хрупкую, еще более прекрасной, еще более пленительной.
Анжелина выжидающе смотрела на Луиджи. Глаза ее затуманились, а потом взгляд стал медленно скользить по плечам, поджарому телу и мускулистым рукам мужчины. Анжелину охватило неистовое желание, и она, выпрямившись, стала ласкать губами его шею, щеки, вцепившись пальцами в черные волосы. Луиджи едва сдерживал сладострастные стоны. Закрыв глаза, он лег на нее. И они слились в бесконечном поцелуе, выражавшем их обоюдное желание. Постепенно они забыли о том, где находятся, о жестокой смерти, о церковных догмах и правилах благопристойного общества.
В эту октябрьскую ночь для них больше ничего не имело значения, кроме удовольствия, сотканного из любви и уважения, и искорок счастья, которые пронизывали все естество каждого из них.
Хутор Ансену, у Жана Бонзона, шесть часов утра
Стояла еще ночь, когда Анжелина проснулась. Посмотрев в окно с запотевшими стеклами, она различила, что небо было темно-синим. Она тут же почувствовала тело Луиджи, прижавшееся к ней, и на ее губах заиграла счастливая улыбка. Никогда прежде она не делила ложе с мужчиной. Теплые простыни, запах, исходивший от их тел, и это новое ощущение близости возродили воспоминания об объятиях, совершенство которых дарило ей сладость земного рая. Она испытала не ожидаемое молниеносное удовольствие, но удивительное блаженство, рождающееся из гармонии движений и сказочного результата — бесконечной радости.
Смущенная яркими воспоминаниями, Анжелина повернулась к своему любимому. Она слушала размеренное дыхание Луиджи, с трудом сдерживаясь, чтобы не поцеловать его. «Мой муж, мой возлюбленный! — думала она. — Этой ночью мы справили нашу тайную свадьбу, и отныне мы будем одним целым».