и то и дело взрывались таким заразительным смехом, что я невольно улыбнулась.

Бросила последний взгляд на мягкие потрепанные временем стены и взялась за холодную ручку, отполированную тысячами прикосновений.

Чтобы навсегда закрыть дверь в старые кошмары.

* * *

– Здравствуй… папа.

Его кресло сердобольные сестры подкатили к окну. Хотя мне виделась в этом определенная жестокость. Смотреть на мир за стеклом и знать, что никогда больше не сможешь в него ступить. Никогда не пройдешься по любимым улочкам. Не насладишься любимым вином. Все, что остается, – молиться, чтобы целитель разрешил короткую прогулку, во время которой тебя немного покатают по садовой аллейке, а затем снова задвинут в угол палаты.

Как сломанную куклу.

Я села в кресло напротив.

Некогда это тело было красивым. О, отец привлекал женщин. Даже будучи в возрасте, он притягивал их не только деньгами, но и энергетикой, уверенностью, властью и силой.

Теперь передо мной сидел уставший от жизни старик. Все, что он мог, – лишь беспомощно двигать глазами, в которых так и светилась обжигающая гнилая ненависть.

Он ненавидел меня, свою дочь, свое создание. Куклу, обрезавшую веревки.

И единственную наследницу.

– Сегодня прекрасный день. Нечасто в Хейзенвилль заглядывает солнце. У вас была прогулка? Ах да, сегодня ее в расписании нет. Ну, может, повезет завтра.

Проходящая мимо лекарка приветливо мне улыбнулась.

– Так иронично, да? Что именно мне досталась твоя сила. Магия всегда стремится к равновесию. Ты был ее болезнью, уродливым наростом, ошибкой природы. Ей понадобилось много сотен лет, чтобы остановить тебя. И, похоже, она справилась.

Я наклонилась к нему, делая вид, будто глажу по руке.

– Ты прав. Я стану твоей тюремщицей. Никто и никогда не узнает, кто заточен в этом теле. Ты так и останешься для всех Карлом Кордеро. А потом, когда придет время, я создам для тебя новую личность. Снова и снова. Сестры говорят, я должна простить тебя. Забыть, отпустить, никогда больше не видеть, но нет. Это было бы слишком просто. Я буду приходить сюда каждую неделю, папа. Чтобы удостовериться, что ты в аду. Чтобы убедиться, что у тебя больше нет шансов подняться. Чтобы знать, что ты получил то, что заслуживаешь.

Я поправила ворот его рубашки, внутренне содрогнувшись от смеси отвращения и злости.

– А еще я сделаю все, чтобы не стать такой, как ты. Это будет непросто, но у меня впереди много времени. В каждую нашу встречу ты будешь бояться, что она станет последней. А еще – надеяться, что однажды я сжалюсь и спасу тебя. Эта смесь надежды и страха будет мучить тебя снова и снова, превращая кошмары в реальность. Как мучила меня по твоей вине. Я найду способ снять твое проклятие, и когда сделаю это…

На миг закрыв глаза и выдохнув, я улыбнулась.

– Ты останешься в своей тьме и вечности совсем один. А до тех пор…

Сестра-лекарка уже спешила к нам, чтобы отвезти его в палату – свободное время закончилось.

– Я буду очень хорошей дочерью.

Улыбнувшись напоследок целительнице, я подхватила сумку и, не оглядываясь, направилась к выходу, точно зная, что отец неотрывно смотрит мне вслед.

У ворот я остановилась. Можно было взять экипаж или дождаться омнибуса, но я словно не могла надышаться, раз за разом подставляя лицо яркому свету. Вспоминая тот судьбоносный выход за пределы лечебницы, когда Хантер рискнул всем, чтобы спасти меня. Когда я боялась и одновременно хотела найти в себе силы и перешагнуть за порог.

Сейчас я испытывала схожие ощущения.

Будто этот шаг, который я никак не решалась сделать, отделял прошлое – темное и порочное – от будущего. Совсем необязательно светлого и счастливого, скорее неопределенного – и оттого притягательного.

Я обернулась на старый особняк «Хейзенвилль-гард» и нашла окно Хантера. Мне почудилась темная фигура, стоящая у окна, и на всякий случай я помахала.

Тени больше не пугали.

Решившись, я двинулась вперед, оставляя позади лечебницу, отца и прошлые страхи.

А когда здание скрылось за деревьями, остановилась. Огляделась, убедившись, что никто не увидит мою слабость, и сделала то, что так любила в детстве.

Подпрыгнула так высоко, как смогла, вытянув руки вверх.

Высоко-высоко.

Чтобы достать до самого неба. Папа говорил, однажды у меня непременно получится.

Эпилог

Особняк был прекрасен в окружении красок осени. Старинный, хранящий историю сотен поколений, Кордеро-холл был одной из главных достопримечательностей Хейзенвилля. Просто удивительно, каким чудом удалось сохранить его в первозданном виде.

У ворот остановился экипаж, и на мокрую от дождя дорожку ступила миловидная девушка в огромных очках, придававших ей сходство со стрекозой. Она перехватила зонт-трость поудобнее и быстро, чтобы не промокнуть, взбежала по ступенькам, а после скрылась в доме, впустив вместе с собой порыв осеннего холодного ветра.

– Кристен! Я вернулась!

Ответом стала тишина, и только приглушенные шаги рабочих напоминали о том, что в Кордеро-холле затеяли очередной ремонт.

Кристен нашелся в подвале. Долгое время он служил складом для старого хлама, но после пожара в прошлом году его решили разобрать. Чего только не хранили в подвале старинного особняка! Фамильное серебро, сотни старых книг, одежду, мебель, инструменты…

– Наши предки, кажется, принципиально ничего не выбрасывали с самого основания рода. Интересно, что бы сказал Конрад Кордеро, увидев, во что превратили его лабораторию? – задумчиво произнес Кристен.

– Не думаю, что Конрада интересовал порядок, – равнодушно пожала плечами девушка. – Почему этим занимаешься ты? Я думала, все разберут рабочие.

– Решил покопаться в старом хламе. Может, придет вдохновение. Иногда писателям это нужно.

Она рассмеялась и распустила длинные светлые волосы, с наслаждением размяв шею.

– Устала? Кира, скажи, зачем тебе эта работа в лечебнице? Ты наследница огромного состояния, ты можешь заниматься благотворительностью, искусством, чем угодно! Ты – Кордеро, ты не должна убиваться на тяжелой работе и возиться с душевнобольными.

– Мы уже об этом говорили. Мне нравится моя работа. И как же я их брошу? Они ко мне привязались. Лучше покажи, что ты нашел. Историческое общество Хейзенвилля недавно просило меня передать что-то от рода Кордеро в музей. Я обещала подумать и, честно говоря, забыла. Ты не спасешь меня, любимый брат? Знаешь же эту Ханну, она просто так не отстанет.

Кристен рассмеялся и полез куда-то за шкаф.

– Передай им вот это. – Он извлек большой, на добрую четверть стены, портрет. – Я почти влюбился в блондинку. Но потом вспомнил, что это моя дальняя родственница, и раскаялся.

Кира задумчиво посмотрела на покрытый пылью и потемневший от времени портрет.

Три девушки, как и все из рода Кордеро