На очереди стояли журналы «Москва» и «Знамя». Пока редакторы знакомились с новой рукописью, Иван Антонович перечитывал «Лезвие бритвы». Он давно хотел добавить некоторые вставки, надеясь, что его любимый роман будут переиздавать, но пока делать этого никто не спешил. Вставки всё же были написаны, и мысли теперь обращались к повести из древнегреческой жизни, задуманной ещё в начале 1950-х годов. Повесть эту, грустно думал Ефремов, никто не будет издавать: «Видно, уж сейчас я вышел из нужных для момента предметов и пру, как паровоз через лес. Но жить осталось немного и писать ещё то, что неинтересно или кажется мне неважным, — провались оно!»[278]

К концу лета стало понятно, что и «Москва», и «Знамя» не рискуют взяться за публикацию «Часа Быка». Август грянул неслышным громом: ввод советских войск в Чехословакию стал решительным концом оттепели. Все словно затаились в ожидании: каким теперь станет курс партии. Момент для публикации остросоциального романа был явно неблагоприятным.

Издательство «Молодая гвардия», заявившее о готовности в 1969 году опубликовать новый роман отдельной книгой, требовало смягчения или снятия важных, с точки зрения автора, мест, на что Ефремов не соглашался: пусть лучше роман полежит; может, его вообще стоит выдержать как вино.

Самым отважным из журналов оказался верный Ефремову «Техника — молодёжи»: договорились, что роман с большими сокращениями будет печататься, начиная с десятого номера 1968 года. А пока Иван Антонович раздал для чтения машинописные экземпляры романа своим друзьям и коллегам-фантастам.

Не уехавший в этом году на дачу Ефремов оказался в эпицентре внимания гостей. Август — сезон проезжающих, и многие из знакомых стремились попасть в Москву именно для встречи с писателем. Кто только не был в гостеприимной квартире на улице Губкина! Индийцы, итальянцы, американцы, немцы, чехи… О своих даже говорить не приходится! Каждый день — новые лица. После двух лет работы вернулся из Сирии Аллан — видно было, что он сильно отвык от всех родных.

На беду, у Ефремова разболелась нога — в том самом месте, куда летом 1929 года в Средней Азии пришёлся удар бандитов. Проткнутое колено напомнило о себе отложением солей именно в месте ранения. Но мало кто из гостей догадывался о том, что радушному хозяину трудно ходить.

Осенью поток гостей поредел, и настало время писем. В октябре, окунувшись в золотую осень «Узкого», Ефремов с удовольствием читал отзывы друзей на новый роман. Особенно ценным было мнение Евгения Павловича Брандиса, знатока фантастической и приключенческой литературы, глубокого и чуткого исследователя. Он писал:

«Уже больше недели живу под неослабным впечатлением «Часа Быка». После «Туманности Андромеды» не могу назвать произведения, которое оказало бы на меня столь сильное воздействие. По привычке, читая, делал заметки и выписки. Если при чтении обычного рядового романа записи занимают 1–2 страницы, то здесь понадобилось 46 страниц, да и то пришлось ужиматься за недостатком времени. Поразительное богатство идей — животрепещущих, без промаха бьющих в цель, бездна ассоциаций и аналогий, острейших формулировок и афоризмов, высокая интеллектуальность — таково первое и самое общее впечатление. Отсюда своеобразие: роман перерастает в философский, социологический и футурологический трактат, требующий от читателя максимального напряжения. Для любителей лёгкого чтения это — недостаток, для тех, кто ищет в научной фантастике занимательности и сюжетных хитросплетений, — разочарование. Но в моих глазах это первейшее достоинство, настоящий праздник. Вероятно, так же воспримут «Час Быка» тысячи квалифицированных, думающих читателей. Хотелось бы очень, чтобы отдельное издание вышло в полном виде или, во всяком случае, без больших сокращений. Не уверен, что всё пропустят в таком виде, как есть, и будет очень обидно, если роман пострадает. Он интересен и в жанровом отношении. Я не знаю другого произведения, где соединялись бы вместе так плотно и неразрывно позитивное и негативное начало, «утопия» и предупреждение. Одно уравновешивает другое. Идеал отчётливо противоречит тому, что отвратительно и внушает наибольшую тревогу. В этом преимущество «Часа Быка» перед всеми романами-предупреждениями и тем более — антиутопиями (мне кажется, следует разграничивать эти жанры). Тем самым «Час Быка» — произведение новаторское и по содержанию, и по форме.

Вспоминается разговор с Вами, когда Вы рассказывали мне о Вашем новом романе. Я подумал тогда и сказал Вам, что это ответ на пожелание Ленина — написать роман «на тему о том, как хищники капитализма оцепили Землю, растратив всю нефть, всё железо, дерево, весь уголь». Действительно, роман отвечает этой теме, но далеко не исчерпывается ею. Парадокс истории заключается в том, что спустя 60 лет честный советский писатель вынужден говорить не только о хищниках капитализма, грабящих Землю… Я уверен, поймут Вас правильно, но только не те, от кого зависит что-либо изменить в нашем тревожном мире.

Ещё в Вашей книге громоздкость и переизбыточность. Это громоздкое здание из неотшлифованных гранитных глыб. Вы больше заботитесь о целостности замысла, чем о проработке деталей, не об одежде мысли, а о самой мысли. Над этим сооружением работал не Канова, а Роден. Хорошо это или плохо? Не знаю. Воспринимаю всё в целом, как нечто грандиозное, хотя, не скрою, неуклюжие обороты и языковые небрежности порою вызывают досаду. Разумеется, это мелочи. Шероховатости сгладятся или уже сгладились при редактировании. Но всё вместе взятое потрясает и переворачивает душу. К чему мы пришли и куда идём? Мы и наша страна, и человечество Земли. Меня поражает масштабность замысла и неопровержимая логика энциклопедической мысли. Мне ещё трудно осознать значение этого явления, которое нельзя воспринимать только как жанр литературы. Это нечто большее. Плод философской и научной мысли, который мог созреть только в 60-х годах нашего столетия.

Меня, поклонника «Туманности Андромеды», как Вы знаете, вполне устраивает созданная Вами «модель» человека будущего. Здесь Вы идёте ещё дальше и с яростью борца отстаиваете Ваши идеи, которые были недостаточно развёрнуты в первом романе. Имею в виду, прежде всего, личные взаимоотношения и роль Эроса. В отличие от других, меня это нисколько не шокирует. Убеждает и разговор Эвизы с врачами. И даже её эротический эксперимент. Всё, кроме обсуждения этого эксперимента, потому что акцент должен быть, на мой взгляд, на психологии, а не на физиологии.

Теория инферно и Стрелы Аримана кажется мне неопровержимой. Об этом будут говорить и спорить. Это материал для философских диссертаций.

Извините, Иван Антонович, что так бессвязно излагаю свои впечатления и переживания. Нужно ещё время, чтобы всё уложилось и вошло в систему. Для этого нужно не один раз ещё перечитать «Час Быка», как перечитывал и перечитывал «Туманность Андромеды». Хотелось сказать об этом, чтобы поздравить Вас от души с ещё одной большой победой».[279]

Удивил Ивана Антоновича отзыв недавно назначенного главного редактора издательства «Молодая гвардия». Будучи в гостях у Ефремова, Валерий Николаевич Ганичев сказал: «Час Быка» — это «настольная книга для государственных деятелей». И принял решение публиковать роман (сократив сцены, признанные эротическими) в четырёх номерах журнала «Молодая гвардия» с начала 1969 года, а в майском номере дать интервью с автором, параллельно готовя отдельную книгу.