– Отдай ему, – велит она слуге и вздыхает. – Я много лет не прикасалась к ней. Ее зовут Сидзука. Она твоя, пока я не попрошу ее обратно. Возьми ее, мальчик.

Я беру гасту в руки. Она холодная, чуждая и необычно длинная. Рукоять длиной с мое предплечье обтянута светло-коричневой кожей. Клинок чист, как стекло. Похожая гаста у Серафины. Я касаюсь кнопки переключателя активации на верхушке рукояти, и хлыст со щелчком становится твердым.

Гея с беспокойством посматривает на дверь. Это больше не та собранная женщина, что сидела со мной за пианино. Ей потребовалась вся ее энергия, чтобы продемонстрировать уверенность, провернуть сделку, провести гамбит. Теперь нервы и изнеможение предают ее.

– Ты должен идти немедленно. Горот проведет тебя по тоннелям. – Гея подталкивает меня к стене и пробегает пальцами по камню; стена с рокотом раздвигается, открывая темный проход. – Мы знаем тайны этой горы лучше, чем венерианская девка. – Она вручает мне передатчик. – Помни: как только ты доберешься до цели и найдешь укрытие, подай сигнал легионам.

– Хорошо.

Старый черный присоединяется к нам и грустно смотрит на Гею, опечаленный расставанием. В его черных глазах блестят слезы.

– Не плачь, ты, старый дикарь, – говорит она великану. – Слезы нам не к лицу.

Он вдруг наклоняется и целует ее в лоб изорванными губами. Гея так поражена, что не успевает оскорбиться.

– Прощай, госпожа, – рокочет Горот.

Гея качает головой и слабо толкает его в грудь:

– Иди!

Горот отстраняется и ныряет в темноту тоннеля.

– Спасибо за бутерброды, – говорит Гее Пита. – Если они узнают, что вы нам помогли, они вас не убьют?

– Глупая девчонка, не все живые боятся смерти. – Гея отступает, и проход закрывается, но я успеваю услышать сквозь щель в камне ее последние тихие слова: – Спаси моего сына.

56. Лисандр

Война драконов

Мы с Горотом и Питой пробираемся через недра древнего города в столь непроглядной темноте, что наш проводник полагается не на остроту своих больших глаз, а на память. Мы идем то вверх, то вниз по извилистым тоннелям. Время от времени сквозь камень просачивается шепот. В невидимых нишах и комнатах вибрируют машины. Тонкие клинки света, проникающие в смотровые отверстия, пронзают тьму. Я заглядываю в них, надеясь увидеть Серафину, но чем глубже мы спускаемся, тем дальше уходим от золотых. Я вижу за стенами лишь желтых, сгорбившихся над голографическими дисплеями и изучающих диаграммы и видеозаписи, иерофантов-белых, читающих в своих кельях, лаборатории ваятелей, населенные опытными образцами, казармы серых, огромные цистерны и ботанические сады, полные жужжания пчел, и алых, собирающих плоды на аккуратных плантациях при искусственном свете.

Тоннели старые, и у них свой норов. Ветер веет в них с жутковатым шепотом. А глубоко во тьме он воет, огибая повороты и задувая в скважины. Я держусь вплотную к Гороту. Без него мы с Питой будем бродить здесь, пока не умрем от голода.

На каждом повороте Горот оглядывается, проверяя, здесь ли мы, и я опасаюсь, что он знает, о чем я думаю. Знает, что я планирую. Он продолжает вести нас, пока мы не добираемся до замерзшей части тоннеля, где наши ноги скользят по обледенелым камням.

– Здесь, – говорит Горот.

Мы останавливаемся, и я слышу, как он проводит пальцем по стене. Камень жалобно ворчит, а потом сквозь расширяющееся отверстие проникает свет, и мы видим с другой стороны стены кладовую. Горот идет первым. Я касаюсь Питы, не давая ей последовать за мной. Моя рука на рукояти гасты вздрагивает. А вдруг я промахнусь? Я нащупываю переключатель на рукояти. У меня дрожат пальцы.

– Дурной ветер, господин? – спрашивает Горот, оборачиваясь.

Он понял, что я не пошел за ним. Ему ясны мои намерения, он чует опасность в воздухе. Я ничего не говорю. Он видит мой палец на переключателе, и его глаза сужаются. Не сказав ни слова, он бросается на меня. Его скорость неимоверна для его возраста и габаритов. Я активирую клинок. Длинное лезвие выскакивает в пространство между нами. Я делаю выпад, метя в колено и надеясь, что не убью его. Клинок пронзает кость и сухожилия, проходит насквозь, как будто не встречая препятствия на своем пути. Инерция Горота насаживает его на лезвие. Ручищи черного тянутся к моему горлу. В эту минуту Пита кричит и поскальзывается на льду. И подсекает меня. Я падаю в тот самый миг, когда Горот проплывает надо мной и врезается в стену. Он перекатывается и снова тянется ко мне. Я отползаю по тоннелю, пытаясь встать. Гороту удается схватить меня за левую руку. Я делаю усилия, чтобы развернуть клинок, но черный тащит меня вниз. Я падаю ничком, и ему почти удается придавить меня своей тушей. Он совсем чуть-чуть промахивается. Я лежу, неловко навалившись животом на согнутую правую руку с гастой. Не глядя, пинаю противника, бью его по лицу и плечам, упираюсь в него ногами, чтобы не дать наползти на меня и прижать к полу. С его силой и весом он просто пришпилит меня к земле и разобьет мой череп об камни. Натужно ухая, мы бьемся в темноте; постепенно его огромная сила одолевает мои навыки кравата. Я никак не могу выдернуть из-под себя правую руку с клинком.

– Пита! – кричу я. – Пита! Пни его!

Я оглядываюсь назад и вижу ее в тусклом свете, сочащемся из кладовой в тоннель. Пита вскакивает, мчится к распростертому Гороту и пинает его в затылок. Хватка черного не слабеет. Он подтягивается вверх, цепляясь за меня и стремясь добраться до передатчика, который должен подать сигнал Веле. Пита снова бьет черного пяткой в голову, и я, воспользовавшись тем, что противник отвлекся, все же изворачиваюсь, и мне удается освободить руку. Я наношу колющий удар, на этот раз – во вцепившуюся в меня руку. Клинок вонзается черному в плечо. Он не отпускает меня. Огромные пальцы смыкаются на моем левом запястье и сдавливают его, пока не раздается хруст, наподобие потрескивания сырых дров в костре. Кости в моей плоти трещат и ломаются. Левую руку пронзает боль. Я вскрикиваю и в безумном отчаянии обрушиваю клинок на его руку. Тиски слегка разжимаются. Я с трудом поднимаюсь на ноги. Отсеченная кисть черного все еще болтается на моем запястье. Я разворачиваюсь, чтобы убить его, но он откатывается от меня в темноту тоннеля, мимо проема кладовой.

Один вдох. Второй. Горот не появляется.

Я бросаюсь к Пите, опасливо направляя клинок в мрак подземного лабиринта, и вталкиваю ее в