– Если бы ты хотел этого, то уже предпринял бы что-нибудь, – говорит Серафина. – Для начала отправился бы к своему крестному в центр. Но вместо этого ты прятался.

– Кассий спас мне жизнь. Я был в долгу перед ним. – Я умалчиваю о том, что боялся, как бы крестный не обвинил меня в падении дома Луны и в том, какую роль я сыграл в этом падении. – Но с его смертью этот долг исчез.

– Благородные банальности. – Дидона настороженно смотрит на меня. – Но представители твоего дома всегда были златоустами. Полагаю, ты хочешь, чтобы я освободила тебя? – (Я киваю.) – Многие мои союзники жаждут заполучить твою голову. Мне бы очень не хотелось разочаровывать их.

– Я не совершил никаких преступлений.

– Ты – наследник тиранов, творивших геноцид! – огрызается Серафина. – Ты Луна!

– Значит, ты судишь меня за прегрешения моих предков? Я был о тебе лучшего мнения.

– Интересно. – Дидона изучает меня своими глазами венерианки, прикидывая, в каком виде я буду более выгоден – живой или мертвый. – Но в данной ситуации решение не за мной.

Я хмурюсь:

– А за кем же?

– Завтрашний суд будет фикцией, – сообщает Дидона. – Я говорила с Гелиосом, он проведет судебное разбирательство. Архирыцарь согласен со мной: нет никаких доказательств того, что мой муж знал о существовании этой записи. Его попытку скрыть возвращение Серафины можно оправдать, сказав, что он пытался защитить мир и свою дочь от слишком сурового суда. Измены не было. Но верфи были уничтожены в его правление. Он будет подвергнут импичменту лишь за проявленную в военное время халатность, за то, что не распознал двуличия Жнеца. Но потом он будет освобожден, и мы начнем готовиться к войне. Как в Риме было два консула, так у нас будет два правителя. Муж и жена. Равные. Ему не останется ничего другого, кроме как идти во главе вместе со мной. Так что твою судьбу, Лисандр Луна, наследник империи, не подобает решать мне в одиночку. Мы вместе с моим мужем решим, жить тебе или умереть.

Когда Дидона заканчивает со мной, Серафина отводит меня обратно в камеру. По пути мы почти не разговариваем. Но когда она собирается закрыть дверь, я сую ногу в проем.

– Это твоя мать послала тебя ко мне в камеру? – спрашиваю я. – Я хочу знать правду.

Девушка смотрит на меня враждебно:

– С каких это пор кому-то из дома Луны стала важна правда?

57. Эфраим

Достойно герцога

Горго сообщает мне по каналу связи адрес ресторана и назначает встречу сегодня вечером. Мне удается сохранять спокойный тон, но, когда я отключаю интерком, руки у меня дрожат. Я покупаю билет в один конец. Мне остается лишь надеяться на то, что, когда я вызову спецназовцев, они прибудут быстро и решительно. Иначе обещанное помилование правительницы пригодится лишь кому-то одному.

Я знаю, что Вольга в любом случае использует свой шанс лучше, чем мог бы я.

Холидей уговаривает меня пойти в какое-нибудь государственное учреждение, чтобы переждать время до встречи, но в конце концов я убеждаю ее, что лучше, если синдикат будет видеть меня на улицах в течение дня до чудесного появления в ресторане. Холидей прощается со мной без улыбки и уходит, но не обратно в терминал, а через служебную дверь, ведущую под стыковочную платформу. Лирия останавливается в дверях и поворачивается ко мне. В руке у нее мой «всеядный».

– Возможно, он тебе понадобится, – говорит она.

Холидей разблокировала предохранитель, прежде чем уйти.

– Он точно не нужен тебе? – спрашиваю я.

– Нет. – Она хмурится. – Я не заключала сделку вроде твоей. А в Дипгрейве вряд ли разрешают держать при себе оружие.

– Вот почему не стоит ничего делать бесплатно, – бойко говорю я.

– Я буду иметь это в виду. – Лирия отворачивается и делает шаг за дверь.

– Кролик…

Она разворачивается обратно ко мне, и на миг мне кажется, что я вижу промелькнувшую в ее глазах ненависть. Она что, сказала это все про Тригга лишь затем, чтобы убедить меня согласиться? Да, это так. Она была медом, Холидей – уксусом. В ней нет прощения. Лишь усталость и злость на меня и на весь мир.

– Что? – будто выплевывает она.

Мимолетное стремление извиниться исчезает.

– Небольшой совет. Беги от них как можно дальше и как можно быстрее. Иначе они прожуют тебя и выплюнут.

– Если бы я нуждалась в совете, ты был бы последним, к кому бы я обратилась. – И с этими словами она уходит.

Я приезжаю на такси в ресторан, роскошное заведение на Верхнем Западном променаде, и мне приходится ждать еще около часа, пока прибудет Горго. Нервно отодвинув выпивку, я выхожу следом за ним из ресторана к флаеру. Там несколько ловких шипов в плащах-пыльниках обыскивают меня в поисках оружия и, как я и говорил, следящих устройств. Они забирают мой пистолет. Когда они решают, что я чист, мне на голову надевают искажающий восприятие капюшон, который погружает меня в пустынный, засушливый мир.

Передо мной по растрескавшейся земле катится цифровое перекати-поле. В отдалении воют голодные волки, а тем временем мое тело трясется на заднем сиденье флаера, пока тот взлетает и вписывается в поток транспорта. В капюшоне, впрочем, искажается и само время. Трудно сказать, сколько мы летели, час или все четыре, когда срабатывают посадочные двигатели и я ощущаю мягкий толчок приземлившегося флаера. Меня тащат вперед, подводят к дивану и наконец-то, когда волки уже готовы наброситься на меня, снимают с моей головы капюшон.

Я вижу огромную колонию муравьев, занимающую все пространство за стеклянной стеной, от пола до потолка десятиметровой высоты. За стеклом трудятся муравьи едкого желтого оттенка, размером с мой мизинец. Мельтеша лапками и жвалами, они облепили какую-то падаль на поверхности колонии и стройными рядами несут пищу с верхнего пустынного уровня в чрево лабиринта, мимо кладовых, амбаров для тли, инкубаторов для яиц и питомников с извивающимися личинками. В центре колонии тучная королева величиной с небольшую кошку, с разбухшим фиолетовым брюхом, извергает прозрачные яйца. Их тут же подхватывают и уносят муравьи-рабочие с черными мандибулами.

Во мне поднимается тошнотворная смесь любопытства и отвращения.

Горго развалился на диване напротив меня; его огромная туша совершенно неуместна в этой красиво обставленной комнате. Он зажигает сигарету. Его датапад лежит на столе, рядом с ним – «всеядный».

– О, Горго! А что это за муравьи?

– Герцог говорит, что они его успокаивают, – отвечает Горго, глядя на меня сквозь дым.

– Угостишь? – Я указываю на сигарету.

Горго колеблется,