— Да, здесь повсюду царят отчаяние и безнадежность, — проговорил поэт Фандер, — Разрушение всегда уродливо. Но мне случайно удалось отыскать маленький осколок красоты. Он радует меня. И я хочу найти его источник.

— О какой красоте ты говоришь?

Фандер попытался объяснить, пользуясь новыми, чуждыми понятиями. Оказалось, что это невозможно.

— Нарисуй мне картинку, — приказал Скива.

Фандер долго и старательно рисовал, а потом протянул картинку капитану:

— Вот, пожалуйста!

Скива внимательно изучил рисунок, а потом вернул его Фандеру.

— Мы — личности, обладающие всеми правами, присущими личностям. Мне твоя картинка не представляется достаточно красивой, чтобы стоить хотя бы кусочка хвоста домашнего ара-лана. Однако я должен признать, что она не кажется уродливой, в ней даже есть нечто приятное.

— Но, капитан…

— Как личность, — продолжал Скива, — ты имеешь равное право на собственное мнение, каким бы странным оно ни казалось остальным. Если действительно хочешь остаться, я не могу отказать. Но мне это кажется безумием. — Он вновь посмотрел на Фандера. — Когда, по твоим расчетам, тебя заберут?

— В этом году… через год… никогда.

— Возможно, за тобой никто не прилетит, — подтвердил Скива. — Ты готов к такому исходу?

— Каждый должен быть готов к ответу за свои действия, — заметил Фандер.

— Верно. — Однако Скива не хотел сдаваться. — Ты все серьезно обдумал?

— Я не являюсь технической частью команды. Мною не движет мысль.

— А что движет тобой?

— Мои желания, эмоции, инстинкты. Мои чувства.

— Да хранят нас двойные луны, — нервно проговорил Скива.

— Капитан, спой мне песню о доме и сыграй на звенящей арфе.

— Не говори глупости. Я не умею.

— Капитан, а если бы для этого потребовалось лишь хорошенько подумать, ты бы сумел?

— Несомненно, — согласился Скива, чувствуя, что его заманивают в ловушку, но не в силах ее избежать.

— Вот именно, — со значением сказал Фандер.

— Сдаюсь. Я не могу спорить с тем, кто отбрасывает принятые нормы логики и изобретает свои собственные. Тобой руководят недоступные мне понятия.

— Тут дело не в логике или ее отсутствии, — сказал ему Фан-дер. — Все зависит от точки зрения. Ты видишь одни аспекты. А я — другие.

— Например?

— Ну, так легко ты меня не поймаешь. Я могу привести примеры. Помнишь формулу, определяющую фазу колебаний цепи?

— Конечно помню.

— Я так и думал. Ты ведь техник. Ты зафиксировал ее в своем мозгу как некую техническую деталь. — Фандер немного помолчал, задумчиво глядя на Скиву. — Мне также известна эта формула. Много лет назад кто-то произнес ее в моем присутствии. Мне она не нужна. Однако я ее не забыл.

— Почему?

— Потому что формула обладает красотой ритма. Это поэзия.

Скива вздохнул и сказал:

— Для меня это новость.

Фандер с усмешкой произнес формулу:

— Один на Эр, делить на омега Эл, минус один на омега Эс. Идеальный ритмический строй.

Через некоторое время Скива согласился.

— Да, формулу можно пропеть. Можно даже танцевать под нее.

— А теперь я увидел это. — Фандер показал на свой рисунок. — Красоту, диковинную и чуждую. А там, где есть красота, обязательно должен присутствовать талант — быть может, он все еще существует. Там, где обитает талант, можно отыскать зерна величия. В царстве величия всегда найдутся могущественные друзья. Нам нужны такие друзья.

— Ты победил. — Скива жестом показал, что сдается. — Утром оставим тебя здесь, наедине с твоей судьбой.

— Спасибо, капитан.

Упрямство, которое делало Скиву достойным капитанского чина, заставило его предпринять перед самым отлетом последнюю попытку. Вызвав поэта в свою каюту, Скива пристально посмотрел на него.

— Ты не изменил своих намерений?

— Не изменил, капитан.

— А тебе не кажется странным, что я готов покинуть эту планету, даже допуская, что в ней осталось былое величие?

— Нет.

— Но почему? — слегка напрягся Скива.

— Капитан, я полагаю, что вы немного боитесь, поскольку испытываете такие же подозрения, как и я.

— А что ты подозреваешь?

— Что не было никакого природного катаклизма. И что жители Земли сами сделали с собой то, что они сделали.

— Но у нас нет никаких доказательств, — растерялся Скива.

— Да, капитан. — Фандер больше ничего не захотел говорить.

— Если все это печальный результат их собственной деятельности, — после долгой паузы продолжал Скива, — то как можно рассчитывать на дружбу с существами, которые вызывают страх?

— Да, ты прав, у нас мало шансов, — согласился Фандер. — Но это результат холодных рассуждений. А для меня они мало что значат. Я живу надеждами.

— Ну вот, опять ты отрицаешь очевидные истины ради пустой мечты. Надежды, надежды, надежды — на достижение невозможного.

— Трудное можно совершить, для невозможного требуется больше времени, — ответил Фандер.

— Твои мысли сбивают с толку мой привыкший к логике разум. Каждая твоя фраза есть полное отрицание всего, что имеет смысл, — Скива сделал жест, равнозначный грустному смешку, — Ну, ладно, так тому и быть! — Он приблизился к Фандеру. — Все необходимые припасы собраны внизу. Остается лишь попрощаться.

Они обнялись, как это принято у марсиан. Выйдя из шлюза, поэт Фандер еще долго смотрел вслед летящей по широкой дуге сфере. Корабль беззвучно поднимался ввысь и очень скоро превратился в едва заметную точку на фоне тучи. Через мгновение он исчез.

Фандер еще некоторое время постоял, глядя в небо. Потом он повернулся к саням, на которых лежали его припасы. Забравшись на переднее сиденье, он включил энергетические решетки и взлетел на несколько футов. Чем выше поднимаешь сани, тем больше расход энергии. Он решил экономить: поди угадай, сколько придется прожить на этой планете. Фандер медленно полетел туда, где видел прекрасную вещь.

Позднее он нашел маленькую сухую пещеру в холме, возле которого находилась цель его путешествия. Он потратил два дня на то, чтобы расширить пещеру при помощи энергетического луча, выровнять стены, потолок и пол, и еще полдня очищал ее от кварцевой пыли. После этого он сложил свои запасы в дальнем конце подземелья, поставил сани у входа и загородил его силовым полем. Теперь у него был дом.

В первую ночь он долго не мог заснуть, молча лежал в пещере — жилистое, узловатое существо, испускающее синее свечение, с огромными глазами пчелы, — лежал и прислушивался к арфам, играющим в шестидесяти миллионах миль. Кончики его щупальцев, предназначенные для телепатического контакта, тщетно искали партнера для песни.