Холли возвращается на свою табуретку.

– Потому. На стороне обвинения – сотни людей. – Отец заинтересованно ждет, и она вынуждена продолжить: – Просто… ну, не знаю. Детективы, оперативники, экспертиза, прокуроры. А на стороне защиты только человек с его жизнью – и адвокат.

– Хм. – Отец задумчиво разглядывает кусочки картофеля. Холли понимает, что он сейчас очень тщательно обдумывает ответ, с разных точек зрения. – Знаешь, малыш, на самом деле все не так несправедливо, как кажется со стороны. Если подумать, то в конечном счете система склоняется в сторону защиты. Обвинение обязано выстроить дело, которое выдержит любые сомнения и возражения, а защите достаточно выдвинуть сомнение. Клянусь, положа руку на сердце, гораздо больше виновных оправдывают, чем сажают невиновных.

Холли вообще-то не об этом говорила. Отец ее не понял, и она не уверена, что именно чувствует по этому поводу – раздражение или же скорее облегчение.

– Ну да, – соглашается она. – Наверное.

– Это хорошее намерение. – Он бросает картошку в кастрюлю. – Только не спеши, не строй конкретных планов, пока не будешь на сто процентов уверена. Ладно?

– Почему ты не хочешь, чтобы я пошла в защитники?

– Я был бы только в восторге. Именно там делают большие деньги, и ты сможешь обеспечить мне роскошную старость, о которой я всегда мечтал.

Увиливает от ответа.

– Пап, я серьезно спрашиваю.

– Все представители защиты меня терпеть не могут. Думал, ладно, сейчас ты меня ненавидишь, готова вычеркнуть вообще из своей жизни, но когда станешь постарше, все у нас опять наладится. Но похоже, облом. – Отец роется в холодильнике. – Мама велела обязательно положить морковку. Сколько штук, как думаешь?

– Пап.

Отец выпрямляется, прислоняется к дверце холодильника.

– Хорошо, давай я тебя спрошу. Представь, к тебе приходит клиент и хочет, чтобы ты его защищала. Его арестовали – и не за какую-нибудь фигню, речь идет о действительно жутких вещах, по ту сторону добра и зла. Чем дольше ты с ним беседуешь, тем больше убеждаешься, что он виновен, чертовски виновен. Но у него есть деньги, а твоим детям нужны брекеты, и за их обучение нужно платить. Что ты будешь делать?

– Вот тогда и решу.

Она не знает, как объяснить отцу, да ей и не очень-то хочется объяснять, что именно в этом вся суть. Само положение обвинителей, отношение общества, собственно система, безопасная убежденность, что они-то и есть хорошие парни, – есть в этом что-то липкое и вязкое, сонное и малодушное. Холли хочет быть среди тех, кто сам для себя решает, что хорошо, а что плохо. Среди тех, кто находит неожиданные окольные пути, приводящие каждую историю к справедливому финалу. Это честно, это и есть отвага.

– Можно и так, конечно. – Отец вытаскивает пакет с морковкой. – Одну? Две?

– Положи две. (У него рецепт под рукой, зачем спрашивать.)

– А твои подруги? Кто-нибудь из них задумывается о юридическом факультете?

Ноги сводит от вспышки досады.

– Нет. У меня вообще-то своя голова на плечах. Забавно, да?

Отец с улыбкой возвращается к столу. По пути гладит Холли по волосам, рука у него ласковая и сильная, в точности как надо. Он уступил – или просто решил сделать такой вид.

– Ты станешь отличным юристом, если все же выберешь этот путь, – говорит он. – По ту или иную сторону зала суда. Не волнуйся, малышка. Ты примешь верное решение.

Разговор окончен. Такая тщательная разведка, такие глубокомысленные рассуждения, а она ускользнула, не позволив ему даже слегка коснуться того, о чем на самом деле думает. Короткий приступ торжества и неловкости. И Холли еще старательнее режет порей.

– Так что все-таки интересует твоих подруг?

– Джулия собирается в журналистику. Бекка еще не решила. Селена хочет поступать в Школу искусств.

– Думаю, получится, у нее прекрасные работы. Я все хотел спросить: как она сейчас?

Холли тревожно вскидывает глаза, но отец невозмутимо чистит морковку, высматривая в окно маму.

– Что ты имеешь в виду?

– Просто интересуюсь. В прошлые разы, когда она бывала у нас в гостях, то выглядела несколько… отстраненной, я бы сказал.

– Она вообще такая. Ты просто ее плохо знаешь.

– Я достаточно давно ее знаю. Раньше она такой не была. Ее что-то заботит?

– Да ничего особенного. Школа. Всякая фигня.

Отец молчит, но Холли понимает, что он не закончил. Она ссыпает порей в кастрюлю.

– А теперь что?

– Вот, – он перебрасывает ей луковицу. – Я понимаю, что вы с подругами знаете Селену лучше всех на свете, но порой именно близкие последними догадываются, что происходит неладное. В вашем возрасте могут проявиться самые разные проблемы – депрессия, маниакально-депрессивный синдром – как его сейчас принято называть? биполярное расстройство? Шизофрения еще. Я не говорю, что у Селены что-то такое, – предупредительно вскидывает он руку, когда Холли возмущенно открывает рот, – но если у нее есть кое-какие симптомы, даже самые незначительные, то сейчас отличное время, чтобы с ними разобраться.

Пальцы ног у Холли впиваются в пол.

– Селена не шизофреничка. Она мечтательная. И если она не ведет себя, как тупой типичный тинейджер, и не вопит на всех углах про Jedward[17], это вовсе не значит, что она ненормальная.

Глаза у отца ярко-синие и очень спокойные. Это тот покой, от которого сердце Холли начинает колотиться почти в горле. Он уверен, что проблема серьезная.

– Ты же знаешь, что я не об этом, детка. Я же не говорю, что она должна быть постоянно бодрой, как чирлидерша. Я просто хочу сказать, что она кажется несколько менее адекватной, чем год назад. И если у нее действительно есть проблемы с психикой, то нужно срочно заняться лечением, чтобы это не стало в дальнейшем серьезной бедой. Вы и заметить не успеете, как окажетесь в большом взрослом мире. И уж поверь, не стоит выходить в большой взрослый мир с недолеченными психическими заболеваниями. Так можно и совсем жизнь сломать.

Холли чувствует, как новая реальность наступает на нее. Сжимает грудь так, что дышать трудно.

– Селена в порядке, – упрямо говорит она. – Ей нужно только, чтобы ее оставили в покое и перестали доставать. Ясно? Давай на этом сойдемся?

– Согласен, – говорит отец, помолчав. – Я же признаю, ты знаешь ее лучше, чем я, и вы все точно заботитесь друг о друге. Просто присматривай за ней. Вот и все, что я хотел сказать.

В замке нетерпеливо стучит ключ, и в дом врывается облако влажного холодного воздуха.

– Фрэнк? Холли?