Было бы неверно полагать, что китайцы, безудержно ликовавшие при мысли о возможности отправить иностранцев в тюрьму, жестоки по своей натуре. Ничего подобного. Это мирные, учтивые и бесхитростные люди. Они не питали к иностранцам подлинной неприязни, хотя безоговорочно не любили их. В этой ситуации просто говорило чувство удовлетворенной гордости и жажда реванша.

Право иностранцев на экстерриториальность сильно уязвляло образованных китайцев из больших городов, а отмена этого права фигурировала в первых пунктах программы Сунь Ятсена. Что касается обитателей приграничных областей, соседствовавших с Монголией, Тибетом и Центральной Азией, как правило, их это не особенно волновало. Они лишь понимали, что теперь не обязаны заботиться о поклаже чужестранцев и предоставлять иностранцам бесплатно людей или животных для перевозки вещей. Эта повинность была уделом туземцев на протяжении многих столетий, чем злоупотребляли гражданские и военные чиновники, а также знатные китайцы. Иностранцы переняли у китайцев эту привычку, но, в отличие от последних, они обычно платили тем, кто находился у них на службе. Впрочем, количество территорий, где можно было использовать носильщиков, уже давно сократилось и ограничивалось местами обитания туземцев некитайского происхождения: тибетцев, лоло и других. После того как право экстерриториальности окончательно упразднили, иностранцам больше нигде не предоставляли транспортных средств безвозмездно.

Повод для суда над иностранцами в китайской глубинке или на окраинах страны находился редко, если подобные случаи вообще происходили. Наказание провинившегося слуги или погонщика мулов не считается предосудительным и не противоречит китайским обычаям, хотя эти обычаи значительно изменились за последние десять лет.

Таким образом, право иностранцев на экстерриториальность никоим образом не беспокоило большинство простых китайцев. Скрытая враждебность, с которой сталкиваются иностранцы в Китае, вызвана другими причинами. Однако шумиха, поднятая вокруг отмены вышеназванного права, снова привлекла внимание к этим факторам, напомнив о них тем, кто их почти позабыл, и введя в курс дела тех, кто ни о чем подобном не подозревал.

Из далекого прошлого всплыли рассказы о жестоких репрессиях и карательных походах, в ходе которых уничтожались люди, требовавшие закрыть Китай для белых людей, подобно тому как другие нации сегодня запрещают доступ на свою территорию. Уже не раз говорилось, что опиум проник в Китай благодаря приезжим, и, хотя большинство китайцев употребляют этот наркотик или выгодно им торгуют, они продолжают упрекать иностранцев за то, что те насильно привили им этот порок.

Чужеземцам также припомнили их надменные, спесивые замашки и невольное стремление показать свое превосходство.

Не прошло и тридцати лет, с тех пор как иностранцы, даже те, кто занимал низшие должности, разъезжали по городам в роскошных паланкинах в сопровождении одного-двух слуг, нередко разгонявших простолюдинов палками. Иностранцы отнюдь не ввели в моду этот обычай или другие подобные привычки, а просто подражали мандаринам. Однако мандарины были китайцами, и это в корне меняло дело.

Впрочем, те красочные шествия уже канули в прошлое. В городах, расположенных на пересеченной местности, как то: в военной столице Чунцин, где еще встречаются портшезы, иностранцам, даже дипломатам, согласно распоряжению городских властей, запрещается использовать больше двух носильщиков. Теперь все перемещаются в этаких гамаках, напоминающих мадагаскарские носилки, у которых нет ничего общего с прежними просторными, обитыми камчатым полотном сундуками с крышей, украшенной шелковой бахромой и стеклянным бисером, звеневшим от ветра и блестевшим на солнце.

В наши дни богатые иностранцы, как и состоятельные китайцы, разъезжают в автомобилях, менее зажиточные прибегают к услугам рикш, а самые бедные ходят пешком, роняя свой авторитет в глазах китайских плебеев, толкающих их на улицах.

Однако эти убогие, презренные пешеходы раньше были неподвластны китайскому правосудию, и представители власти не имели права посадить их в тюрьму. Отныне с этим покончено. Теперь иностранцы и китайцы равны перед законом, если только этот закон существует; здесь редко торжествует справедливость, особенно в западных приграничных провинциях, где все зависит от прихоти должностных лиц.

После того как разбередили старые раны местных жителей, все китайцы, пролетарии и мещане, долгое время равнодушно проходившие мимо солдат, расставленных вокруг дипломатических миссий в Пекине, и столь же безучастно взиравшие на канонерские лодки, стоявшие на якоре на реке Янцзы, запоздало почувствовали себя оскорбленными этим присутствием, указывавшим на их униженное положение.

В принципе китайцы правы. Насильно водворяться в чужой дом — это произвол. На самом деле это спорный вопрос. Однако суть сводится к тому, является ли земля коллективной собственностью человечества, как утверждают: «Небо — небо Господу, а землю Он дал сынам человеческим»?[167] И еще: является ли всякий владелец территории, независимо от того, как он ее получил, полновластным хозяином этой земли по праву собственности, и вправе ли он запретить кому-либо на нее доступ?..

Те, кто в очередной раз вознамерился объединить народы с целью установления прочного мира, должны решить, какой из двух точек зрения отдать предпочтение. Впрочем, уже сейчас нетрудно понять, к какому выбору склоняются чаши весов, и столь же легко предугадать, во что это выльется.

У права экстерриториальности иностранцев была своя обратная сторона. Приезжие не подлежали китайскому правосудию, однако, им запрещалось покупать недвижимость или участки земли за пределами зон иностранных концессий. Только христианские миссии были вправе приобретать земельную собственность на всей территории страны. Иностранные державы вынудили Китай, не способный противостоять их давлению, пойти на эту уступку. Миссионеры воспользовались своей привилегией, хотя китайцы утверждают, что они злоупотребляли ею.

По распространенному в Китае мнению — согласуется ли это в полной мере с подписанными договорами?.. — разрешение, дарованное миссионерам, относилось только к школам, больницам, культовым сооружениям и домам сотрудников миссий. Не было и речи о том, чтобы священники становились крупными землевладельцами, сдавали свои угодья в аренду и тем более устраивали на них поселения, состоящие исключительно из новообращенных туземцев.

Немало копий было сломано в Китае по этому поводу, и во многих местах происходили захваты китайцами земельной собственности миссий. Как правило, миссионерам выплачивалась денежная компенсация, но обычно они утверждают, что эта сумма недостаточно велика. Так, в Сикане власти постановили, что бывшие владельцы участков могут возвращать их, возмещая настоящим собственникам покупную цену земли. Миссионеры, в свою очередь, ратовали за то, что, коль скоро у них отбирали землю, против чего они решительно возражали, полагалось, по крайней мере, выкупать ее по нынешней стоимости, значительно превосходившей ту, по которой она покупалась полвека назад, а то и раньше.