Но вот что в данном случае важно: именно в кругах розенкрейцеров в начале XX века разрабатываются идеи того, что определялось как «китайский гнозис», т. е. духовная алхимия даосов Древнего Китая[169]. Это уже ближе к тому, чем впоследствии занималась А. Давид-Неэль. Скорее всего, направленность ее религиоведческих исканий в какой-то степени сформировалась в молодые годы в среде розенкрейцеров. На ее артистичную, впечатлительную натуру вполне могла повлиять и сама атмосфера тайны, присущая таким организациям и их учению (а может быть, и какие-то вполне конкретные письменные источники, для установления которых необходимо обращение к архивам).

Так или иначе, мы можем констатировать, что во многих работах Александры Давид-Неэль — в частности, тех, которые включены в данный том собрания сочинений, — присутствует (и вполне поддается расшифровке) некий подтекст, скрытые пружины повествования, определявшие характер и направленность исследований автора.

На первый взгляд «На Диком Западе огромного Китая», при всей занимательности путевых заметок «лхасской парижанки», повествует о тех краях, которые являются глухой «провинцией» по отношению как к Китаю, так и к Тибету. А значит, и в культурном отношении это некая периферия, интересная прежде всего этнографам.

На самом деле это не так. Можно посоветовать читателю не только следить за интригующими коллизиями путевых впечатлений автора, но и внимательно изучать исторические экскурсы: именно благодаря им легче понять истинное значение книги. Ведь она рассказывает о малоизученных регионах Центральной Азии, которая с глубочайшей древности была одним из важнейших очагов этногенеза для Евразийского континента. А может быть, и для всего Северного полушария Земли.

Вот, например, народ исы (точнее, «и» — «варвары», кит) — древние обитатели китайского Дикого Запада. А. Давид-Неэль уделяет особое внимание всем доступным ей источникам, где рассказывается об исах, и, в частности, замечает, что в их облике усматривали черты сходства с коренными жителями Америки. Конечно, сама по себе мысль о заселении Американского континента из Азии, через Берингию — сухопутный мост, существовавший во времена последнего ледникового периода, — не нова. Однако достижения науки последних десятилетий позволяют приблизиться к постижению конкретных путей переселения наших очень далеких предков и даже отчасти реконструировать их язык и культуру.

Вполне возможно, что культура эта вовсе не была примитивной. Вот, например, легенды, записанные именно на китайском Диком Западе, в районе озера Кукунор (некоторые из этих легенд в книге А. Давид-Неэль, возможно, уже знакомы читателям по путевым записям семьи Рерих и других авторов). Эти легенды вовсе не выглядят «провинциальными». Они скорее осколки каких-то сокровенных знаний, восходящих к глубочайшей древности.

Какой ключ откроет врата к этому забытому знанию? Не исключено, что таким ключом станет сравнительное языкознание. Успехи этой науки, как правило, известные лишь специалистам, поистине фантастичны. Более тридцати лет назад выдающиеся отечественные лингвисты В.М. Иллич-Свитыч и А.Б. Долгопольский реконструировали сотни корней так называемого ностратического праязыка: он существовал свыше десяти тысяч лет назад и был предком всех индоевропейских, алтайских (тюрки, монголы, тушусо-маньчжуры), уральских (финноугры, самодийцы), картвельских (Грузия), дравидийских (Индия) языков; возможно, и языков афразийских, семито-хамитских (либо находился в контактном взаимодействии с афразийским праязыком).

А что же китайский, тибетский — языки тех народов, о которых рассказывает эта книга? Они входят в другую «макросемью», исследованием которой сейчас занимается, в частности, известный современный лингвист С.А. Старостин. Ее называют сино-кавказской (поскольку сюда включают не только сино-тибетскую семью, но и языки народов Северного Кавказа, а возможно, также этрусский, баскский и некоторые другие языки-загадки, языки-изоляты) или даже дене-кавказский: отдаленное сродство тут обнаружено и с языками североамериканских индейских народов группы надене. По-видимому, эти языковые схождения еще старше, чем ностратические. Ученые не исключают, что до широкого распространения в Евразии ностратических народов сино-кавказские (или дене-кавказские) языки имели хождение на более обширной, чем ныне, территории Северного полушария…[170]

Конечно, интересно узнать, например, что русское слово «тьма» восходит к корню «тюм» (в упрощенной русской транскрипции)[171], который в том же самом значении бытовал в Евразии и Северной Америке десятки тысяч лет назад! Но ведь возможны, наверное, и уникальные археологические открытия, связанные с далекими предками нынешних рас и народов. В частности, Центральная Азия (видимо, сыгравшая свою роль и в этногенезе палеоиндейцев) известна ученым пока совершенно недостаточно. Вот тогда-то для осмысления новых находок, для воссоздания облика изначальных культур и будут востребованы все сведения, все легенды и предания, собранные в этих краях учеными и путешественниками. В том числе — Александрой Давид-Неэль.

Вот лишь один пример таких сопоставлений (которые, разумеется, нуждаются в дальнейшей фундаментальной комплексной проработке). В конце XX века научно-популярные журналы неоднократно писали об удивительных «легкоатлетических» способностях индейцев тараумара: их охотники могут сутками преследовать добычу, пробегая несколько сотен километров, пока преследуемое животное не падет в изнеможении. Но ведь и А. Давид-Неэль в своей книге «Мистики и маги Тибета», опубликованной еще в 1929 году, описала тибетских скороходов «лунгомпа», которые в результате особых тренировок приобретают способность очень быстро идти на протяжении нескольких суток, погрузившись в своего рода транс (легенды утверждают, что они вынуждены носить вериги, чтобы не взлететь, ибо становятся очень легкими)[172].

Надо полагать, что и у индейцев такие способности не врожденные, а приобретены в результате специальной практики. Восходят ли ее приемы ко временам праязыковых общностей верхнего палеолита? Пока с уверенностью ответить на этот вопрос (положительно либо отрицательно) не представляется возможным. Однако заметим, что вышеприведенный пример позволяет выстроить гипотетическую модель, объясняющую, каким образом могли поддерживаться культурные и экономические связи между удаленными друг от друга народами в те времена, когда известные нам виды транспорта (включая конный или олений) еще не существовали либо только зарождались.