Шрифт:
Интервал:
Закладка:
24 апреля / 7 мая. Отвратительная погода; холод в комнатах. Каждому из нас стали выдавать определенное количество сахару и дрова по счету. Государь делает вид, что не замечает возмутительного нарушения солдатами дисциплины. На днях, когда он проходил, часовой, развалившись, продолжал курить. Был случай, когда государь протянул руку офицеру, и тот отступил, отказавшись ее принять. Государь протянул ему обе руки и сказал: «Что вы против меня имеете? Забудемте все, что было». Тогда офицер заложил руки за спину, говоря: «Я — крестьянин и никогда вас не прощу». Императрица все понимает по-своему. Она объяснила эту сцену скромностью офицера: он якобы счел себя недостойным, будучи крестьянином, пожать руку своего царя.
25 апреля / 8 мая. Решила попытаться покинуть Царское, написала письмо Керенскому, которое хочу передать ему через коменданта. Если не удастся, буду видеть в этом указание Божие, что я должна оставаться здесь. Попросила коменданта ко мне зайти.
26 апреля / 9 мая. Был комендант: понимает все основания моего желания уехать, одобряет письмо к Керенскому, но ему очень хотелось бы, чтобы я не делала этого шага. Он думает, что Керенский откажет. В такой острый и опасный момент мой отъезд будет использован, неправильно истолкован и повлечет за собой новые беспорядки. Если это так, то я всю жизнь себя буду потом упрекать, что подлила еще одну каплю в ту чашу ненависти, которая может из этого перелиться. Решила остаться до дальнейших распоряжений.
27 апреля / 10 мая. Завтракала у их величеств. Императрица была грустна и молчалива. Дети веселы. Государь меня удивил. Было ли искренне сказать мне, что он так доволен своим положением. Оно ему позволяет читать, а до сих пор его литературой были сухие бумаги. [Два слова не разобраны.] Дважды возвращался к этому утверждению. Ему приходилось делать все самому, чтобы сохранить призрак самодержавия, что привело к крушению. Много говорили с государем об истории и о прошлом.
28 апреля / 11 мая. Удручающее политическое положение: анархическая партия социалистов берет верх. Армия разложилась и отказывается воевать. Происходит нелепое братание [это слово по-русски] с немцами, которые узнают все, что им нужно. Союзники продвигаются ценой нечеловеческих усилий. Неприятельские войска переведены с нашего фронта против них. Мы бросаем союзников и толкуем о сепаратном мире вместо того, чтобы помочь им нашим наступлением [ «наступление» по-русски]. Если мы порвем с союзниками, мы погибли. Тогда России конец, и нам перед всем миром — позор.
30 апреля / 13 мая. Получила письмо от Силина; пишет, что в Степановском увели мое великолепное стадо и засеяли мои поля. Все это дело рук школьного техника, который выжил управляющего и принялся грабить имение. Управляющему удалось вернуться и выгнать техника. Придется теперь все ликвидировать и прикончить хозяйство. Прощай, мое дорогое Степановское, ты меня больше не увидишь ни живой, ни мертвой. Я больше не желаю, чтобы меня там похоронили. Утешаюсь чтением пророчеств о конце мира. Я тоже подошла к концу жизни и отдаю в руки Божьи оставшиеся грустные дни моего существования, умоляя его освободить мою душу от всяких земных привязанностей.
2/15 мая. Мы переживаем ужасные времена. Гучков ушел, генералы уходят; никто не может обуздать это разнузданное, взбесившееся войско. Солдаты разбегаются и дезертируют толпами: «О, Русь, забудь былую славу»[1307]. На душе отчаяние. [У Ф.-М. вставка: «Все генералы опять ушли, никто не может овладеть этой разлагающейся разнузданной армией. Солдаты бегут и дезертируют».] Правительство заседает днем и ночью. Керенский говорит с горечью: «Жалею, что не умер два месяца тому назад; тогда я бы, по крайней мере, закрыл глаза с иллюзией о свободе родины. Вы — свободные граждане или взбунтовавшиеся рабы?» [Эти четыре слова по-русски.] Приходят к решению продолжать войну.
3/16 мая. Милюков уходит. Его место занял Терещенко, Керенский заменил Гучкова на посту военного министра. Министерство пополнилось двумя членами — социалистами[1308]. Это все-таки приобретение среди потока неразумия и сумасшествия, в котором мы тонем.
4/17 мая. Эти два дня мне нездоровилось. Сегодня лучше. В комнате страшный холод; говорят, будто нет дров. Министерство еще не составлено. Единогласно решено продолжать войну. Пока что наши солдаты ходят к неприятелям и объясняют нашу сигнализацию. Какая гнусность! Жалкий же наш народ, дезертирство бывало всегда, но нигде и никогда не было такой открытой измены. Полное отсутствие нравственного чувства. Передают потрясающие подробности о страданиях бедных наших заключенных в крепости. Их еще не судили. Провели обыск в Ай-Тодоре [крымское имение в.к. Александра Михайловича], причем ворвались в спальню императрицы Марии Федоровны рано утром, когда она была еще в постели; заставили встать и оставили под арестом вместе с обитателями Чаира и Дюльбера[1309] [имения вел. князей Николая и Петра Николаевичей].
5/18 мая. Аня в религиозном экстазе; кажется, что сойдет с ума, если судить по тому, что пишут. Трагедия! В имении грабежи и поджоги: начинают солдаты, а затем к ним присоединяются местные крестьяне. В Мценском уезде творились ужасные дела; то же в Симбирске, Воронеже и других местах. Жгут и разрушают все ради разрушения, а стоит им добраться до пива или водки, напиваются, как дикие животные. Вот какими людьми наши утописты думали управлять своими красивыми речами! В настоящую минуту спокойствие восстановлено, но при малейшем толчке власть может перейти в руки террористов.
6/19 мая. Именины государя. Какой грустный нынче этот день. Мы ходили поздравить перед обедней. Священник утешил нас отличной и очень тактичной проповедью. Чувствую себя больной: в комнате у меня слишком холодно, а в гостиной просто ледник. Мери Бенкендорф лежит в инфлюэнции, боюсь, не заразилась ли и я. Императрица прислала мне прелестных анемон; она сама их нарвала в саду; я написала ей маленькое благодарственное письмо. Целый день изучала пророчества Иезекииля с комментариями Бейнингена. Все проходит, и приближается вечность. Ей, гряди, Господи Иисусе! Принесли немного дров и затопили у меня в спальной. Я больше из нее не выйду, а гостиную велю запереть.
7/20 мая. К обедне не сошла: нехорошо себя чувствую — Боткин определил ларингит. Не выхожу из спальной; надеюсь, что недомогание не разовьется. Пока только кашель и слегка лихорадит. Меня навестили милые молодые фрейлины. Думаю о бедных заключенных в крепости, где, помимо всего прочего, сыро. Императрица мне прислала после обедни просвирку. Тоска.
8/21 мая. Собачий холод в комнате довел меня