как зверь говорю, половины не разумею… живу как зверь и одеваюся сыроядкою!».

Внутри вспыхнула злость, Волчий Дух не терпел унижений! Но тем и хороша ледяная вода, что в ней глохнут чувства. Река обволакивала, принимала в себя, заключила в ледяные объятия. Резкий голос Олеси донёсся из памяти. Старшая как всегда была недовольна: двадцать один год, а Младшая до сих пор не стала чьей-то женой, не спаслась из охотниц, на запястье осталась повязана белая нить. Но, если выйти из стаи, Рита не сможет увидеть его воочию, снова встретиться с ним. Кровью опоила его, да видно в чём-то ошиблась, и теперь сама мучается, не может забыть. Не проходит страсть, никак не проходит, тянется год за годом, мучает Зимой за Зимой, жарким летом изводит. Захлебнуться бы и не думать о нём! Всё равно он пропадает за запретной границей.

Горло сдавило, хочется воздуха, речной покой минул. Рита рывком вынырнула на поверхность, вдохнула до глубины лёгких и откинула влажные волосы на затылок. Она стирала с лица надоевшие Очи Тьмы – метки леса, оберегавшие душу от одержимости. Переродиться бы, выйти другой из воды, научиться разговаривать по-человечески и жить среди оседлых людей. Однажды одна Безымянная добыла́ себе мужа с поверхности. Как завидовала ей Рита! Не хотелось ей выбирать из числа с детства знакомых охотников, не было среди них любимого.

– Живая, не утонула! – радостно закричала Снежка на берегу и немедля закашлялась. Пока она сгибалась в груди, Рита вышла на сушу, подхватила заготовленное для неё полотенце и сама начала обтираться. Снежка со стоном бросилась к ней, перехватила из рук хозяйки махровое полотенце и принялась растирать её тело.

– Будь здорова сто Зим, а прожитое пускай не зачтётся! – рассыпалась она в пожеланиях и нахваливала. – Быстрая, ловкая, ловчее всех в племени, Риточка! Чистая вода – для хвори беда, только укутайся, укройся скорее, простынешь! – Снежка накинула полотенце на Ритины плечи и отвернулась, чтобы снова откашляться вволю.

Вечер темнел, посвежело, пусть Навь холодов не слишком боялась. Все мысли Риты крутились лишь об одном человеке, и сегодня ей размышлялось так чисто и ясно, будто ещё чуть-чуть, и увидит лицо возлюбленного в волнах, услышит в плеске реки его голос.

Может быть поэтому Рита и пошла вечером к Кривде? Не усидеть в глубине логова вместе со старой матерью! Но не любовь привела её, а одна маята. Рита корила себя, что потащила чернушку с собой, когда сама в себе ещё не распуталась.

Она присела на тёплый, нагретый за день валун и с тоской посмотрела на воду. Снежка усердно растирала в пригоршне смоченный слюной уголёк.

– Яко будет толмачить по надземному «люба»?

– Любовь, – откинула волосы ей со лба Снежка и кончиком пальца взялась подкрашивать брови.

– А… яко будет «така»?

– Такая.

– А «може»?

– Мочь.

– «Овладети» – яко речь?

– Владеть.

– Ныра?

– Нора… нет, не нора, а по-нашему: «тепло» или «дом».

Рита перехватила руку Снежки и посмотрела в глаза.

– Ты мочь любовь такая как я? Владеть меня к вамо в дом!

Снежка на миг оробела, но смекнула как надо и переиначила.

– Ты сможешь любить такую как я? Забери меня к вам домой!

Рита повторила за ней слово в слово и с кивком хорошенько запомнила. Снежка вроде бы догадалась, что неосторожно проникла в хозяйскую тайну, и, скрывая смущение на лице, встала за спиной Риты и начала расчёсывать волосы. Гребень скользил по влажным от речной воды каштановым прядям. Рита нагнула голову и с грустной придирчивостью разглядывала руки.

«Не ногти, а когти же. Девки оседлые красной краской малюют, сами пахнут, аки цветы, кожа нежная, а я что? Волчица лесная, под корягою вою! Руки – лапища, зубья – зазорище, без хвоста, да и на том слава Велесу! Дей я девка ему? Баску́ себе сы́щет, много эдаких за стеной, святых божемо́лиц… Жерло бы всякой за него перегрызла!»

– Риточка, а он кто? – осмелела Снежка спросить. Рита враз повернулась, так что гребень у чернушки вывалился из рук. Рита подозрительно вцепилась в неё глазами.

– Тебе на кой ведать?

– Я никому не скажу! – пообещала она. Испачканные углём пальцы тревожно ломали друг друга. Глядя на больную и почти отошедшую к Предкам невольницу, Рита решилась ей кое-что рассказать.

– Ладно, открою тебе. Токмо клянись, что на худо никому не расскажешь!

– На худо никому не расскажу! – Снежка язык была готова скорей проглотить, чем разболтать тайну хозяйки.

– Жизнью клянись!

– Жизнью клянусь, всё что хочешь! Так кто он?

Рита ещё сомневалась, и показала одним только знаком из двух скрещенных пальцев.

– Крестианец! – невольно вскрикнула Снежка и тут же зажала себе рот ладонью. – А как зовут?

– Егором кличут, – ответила Рита, смягчилась и повторила. – Егором наречён за стенами.

– И каков из себя? Очень красивый? – почти смеялась от счастья чернушка.

– Краше не сыщешь! Власы, аки твой, токмо лоуче, очи синие, рамена крепкие. В Монастыре он – горний чин, первой муж для всех крестианок!

Вспомнив о злосчастных соперницах, Рита вновь загрустила. Не ждёт он её.