Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом он и порешил.
Суденышко причалило в Розетте незадолго до трех часов дня. Переодевшись в свою высохшую одежду и оставив из чужого лишь подаренные ботинки, Халифа сошел на берег, даже не удосужившись поблагодарить рыбаков. Действовал словно на автопилоте. Купил у уличного торговца сигареты «Клеопатра», дошел до центра города, взял такси до Александрии и через час оказался в аэропорту. А еще через три по своему обратному билету вернулся в Луксор.
Весь путь он думал об Али и Бен-Рое, о руднике, полном ядовитых отходов, и о мертвой зоне у гробницы Тутмоса III. Это была точка опоры, на которой теперь балансировал весь его мир.
В полицейском тире он оказался двадцать минут восьмого.
– Строго говоря, оружие отсюда выносить нельзя, – упрек нул его капрал Мехти, отдавая объемистый брезентовый чехол. – Но учитывая, что попросил ты…
Халифа принял сумку, положил в один из закрывающихся на молнию карманов тетрадку Пинскера и расписался в ведомости. Он не стал ничего объяснять Мехти, а тот его не спросил. Они давно знали друг друга, и капрал ему доверял. Халифа надеялся, что у старого копа не будет неприятностей. Но если даже будут – что ж, ничего не поделаешь. С этого момента вообще ничего нельзя поделать и ничто не имеет значения, кроме мертвой зоны у гробницы Тутмоса III. Господи, только бы не усилили кордон!
С сумкой в руке Халифа доехал на такси до реки, переправился на моторке на западный берег и снова взял такси до подножия Тебанских гор. С другой стороны массив словно пронзала гигантская искривленная вилка – это и была Долина царей. Сегодня вечером по случаю открытия музея все подходы к долине были освещены и запружены полицейскими. Но если следовать вдоль гряды на юг, обойти Мединет-Абу, руины дворца Малката с россыпью битых черепков, маленький коптский монастырь Дейр-эль-Мухариб с его высокими куполами и стенами из сырцового кирпича, можно миновать кордон. Так и вышло. Халифа выбрал малоизвестную тропинку с другой стороны гор, сделал круг, проник сквозь сеть оцепления и спустился к скалам в конце долины, где в расщелине находилась тайная гробница Тутмоса III. Слева от расщелины из скалы выдавалось нечто похожее на огромную слоновью ногу – высокий уступ с плоской площадкой наверху, с которой открывался прямой, ничем не заслоненный вид на долину с музеем в середине. Вот она слабина оцепления. Слепая зона. Это место не позаботились охранять, считая, что, раз все подступы перекрыты, сюда никто не проберется. Но Халифа пробрался и теперь собирался этим воспользоваться.
Он на мгновение задержался, осматривая скалы, и, с удовлетворением установив, что за выступом не следят, пошел дальше. По кромке выступа извивалась невысокая каменная стена – ветрозащита возрастом три тысячи лет, которой пользовались древние стражники долины. Халифа пригнулся за ней. Перед ним, меньше чем в трехстах метрах, множество фонарей освещали фасад нового музея из стекла и камня. Музея некрополя Тебана корпорации «Баррен».
А напротив него – видимое как на ладони деревянное возвышение для знаменитостей, приехавших на открытие здания.
И где-то среди этих знаменитостей…
Халифа наклонился, расстегнул молнию на чехле и достал оружие – сделанную в Египте по российской лицензии снайперскую винтовку Драгунова «СВД» калибра 7,62 миллиметра. Эффективная дальность прицеливания – 1300 метров, на километр больше, чем ему требовалось. Привычным движением вставил обойму с десятью патронами – на девять больше, чем нужно. И занял позицию: левая рука на парапете, приклад с прорезью крепко прижат к правому плечу. Палец лег на спусковой крючок, глаз приник к окуляру оптического прицела. Внезапно расстояние исчезло, и он оказался на помосте рядом с важными гостями.
Шеф Хассани был первым, кого он увидел. Воинственно-уверенный, вспотевший, начальник полиции устроился на стуле в задней части платформы. Ворот слишком тесной рубашки едва стягивался на его толстой шее. Халифа всерьез подумал, а не снять ли заодно и его, пока есть возможность. Он повел стволом вправо, осматривая возвышение. Узнал несколько лиц:
Мустафу Амина, главу Высшего совета по древностям, доктора Масри аль-Масри, бессменного директора Музея Западных Фив, несколько городских чиновников. Но его интересовал первый ряд, и на нем он сосредоточил внимание, разглядывая вереницу лиц. Министр внутренних дел, губернатор провинции, вездесущий Захи Хавасс, пара иностранцев, один из которых, видимо, американский посол.
И в середине – огромный, набычившийся, наклонившийся вперед человек с кислородной маской, словно присосавшейся к его лицу, одетый, несмотря на вечернюю жару, в плотный твидовый костюм.
Поймав седую голову в перекрестие прицела, Халифа напряг палец на спусковом крючке и слегка потянул назад.
Его схватят, в этом нет сомнений. Стоит прозвучать выстрел у, и его, словно петля палача, обовьет кольцо из четырех сотен полицейских. Если не убьют сразу у всех на виду, то уволокут с глаз долой и застрелят или повесят позже. Или приговорят пожизненно дробить камни в карьерах тюрьмы Туры, что ничуть не лучше. Его родным – Зенаб, Батах и маленькому Юсуфу – тоже придется несладко: их выставят из квартиры, подвергнут остракизму, и вся их жизнь будет отмечена клеймом родственных связей с матерым убийцей.
Ему все равно. Он об этом даже не думает. Все его помыслы были об одном: как убить человека, который погубил его сына и его друга. И в каком-то смысле его самого. Человека, который ответит за таких, как он сам, – плюющих на людей богатеев, порочных, не подлежащих критике священных коров, привилегированных насильников, сеющих горе подонков. Халифа, словно приготовившийся вколоть очередную дозу наркоман, не заботился о печальных последствиях. Он выбросил их из головы. Целиком сконцентрировался на том миге высвобождения, когда он нажмет на спуск и почувствует, как игла шприца с долгожданным снадобьем войдет в его тело. И тогда тьма отступит, и все в мире встанет на свои места.
Это, Юсуф, от гнева, ненависти и боли, которая порождает только новую боль.
Но откуда взяться новой боли? Он уже ее столько натерпелся. Целый лабиринт боли. И перед ним один-единственный выход.
…играть в такие же грязные игры, как они…
Палец чуть сильнее напрягся на спуске, еще немного надавил на курок, перекрестие прицела застыло на середине непомерно большой головы Баррена. Халифа услышал музыку. «Билади, билади, билади»[72], египетский национальный гимн. На возвышении кто-то заговорил в микрофон, восхвалял корпорацию «Баррен», превозносил ее добродетели, благодарил за удивительную щедрость в отношении народа страны Миср[73].
Аллах им судья. Ему дано их наказывать, а не тебе.
Неправда! Это ложь. Даже всемогущий Аллах бессилен перед такими, как этот Баррен. Пусть закон существует, но баррены от мира сего считают себя выше закона. А Халифу, Бен-Роя, Ривку Клейнберг, крестьян Аттиа, инвалида Хелми, Самюэла Пинскера и Иман эль-Бадри – дерьмом. Пройдут по их трупам и даже не заметят. Что же делать? Как восстановить справедливость?