— Здравия желаю, товарищ наркоминдел! — отрапортовала Людмила, когда Молотов подошел взглянуть на самолет, которому предстояло доставить его в Германию.

— Здравствуйте, товарищ летчик, — ответил он, слегка кивнув.

Молотов оказался ниже ростом и бледнее, чем ожидала Людмила, но вид имел решительный. Нарком и глазом не моргнул при виде старенького потрепанного «У-2». Таким же четко отмеренным кивком он поздоровался с Георгом Шульцем:

— Здравствуйте, товарищ механик.

— Добрый вечер, товарищ наркоминдел, — ответил на своем ломаном русском Шульц.

Внешне Молотов никак не отреагировал, лишь немного помедлил, прежде чем снова повернуться к Людмиле.

— Немец?

— Да, товарищ наркоминдел, — нервозно ответила она. Русские и немцы могли сотрудничать, но больше от безвыходности, чем по дружбе.

— Он очень хорошо справляется со своей работой.

Стекла фирменных очков скрывали выражение глаз Молотова. Наконец он сказал:

— Если я могу вести с ними переговоры после того, как они вторглись на нашу родину, нет причины, чтобы не использовать должным образом умение тех из них, кто находится здесь.

Людмила облегченно вздохнула. Похоже, Шульц не слишком понял сказанное наркомом, чтобы оценить нависшую было над ним опасность. Впрочем, он подвергался опасности с того самого момента, как пересек советскую границу. Возможно он привык к этому, а вот Людмила так и не смогла.

— Товарищ летчик, у вас есть план полета? — спросил Молотов.

— Да, — ответила Людмила, дотронувшись до кармана своей летной кожаной куртки. Это заставило ее подумать о другом. — Товарищ наркоминдел, возможно, на земле ваша одежда является достаточно теплой. Однако «кукурузник», как вы видите, — это самолет с открытой кабиной. Во время нашего полета будет дуть сильнейший ветер… а нам лететь на север.

Чтобы добраться до Германии, маленькому «У-2» предстояло пролететь вдоль трех сторон воображаемого четырехугольника. Короткий путь через Польшу находился в руках ящеров. Поэтому вначале нужно было лететь на север, в сторону Ленинграда, затем на запад, через Финляндию и Швецию — в Данию, а оттуда, наконец, на юг, в Германию. Дальность полета «кукурузника» составляла немногим более пятисот километров, но если летная экипировка народного комиссара иностранных дел Советского Союза вдруг в чем-то подведет, судьба советского народа будет поставлена на карту.

— Могу я получить у командования этой базы такой же летный костюм, как ваш? — спросил Молотов.

— Уверена, полковник Карпов сочтет за честь снабдить вас всем необходимым, товарищ наркоминдел, — ответила Людмила.

Она не сомневалась, что полковник не посмеет отказать — даже ценой того, что кто-то из летчиков будет вынужден стучать зубами во время очередного вылета.

Молотов ушел. Шульц начал смеяться. Людмила удивленно посмотрела на него. Георг объяснил:

— Если бы год назад я застрелил этого маленького очкастого борова, фюрер наградил бы меня Рыцарским Крестом с мечами и бриллиантами и скорее всего еще и расцеловал бы в обе щеки. А теперь я помогаю наркому СССР. Странный до чертиков мир.

На это Людмила могла лишь кивнуть.

«У-2» вырулил к краю взлетной полосы, проскакал, набирая скорость, около двухсот метров по скверно утрамбованной земле и в конце последнего прыжка взмыл в небо. Людмила всегда радовалась ощущению отрыва от земли. Ветер, хлеставший ей в лицо и в небольшое ветровое стекло, свидетельствовал о том, что она действительно летит.

Сегодняшний вечерний вылет радовал ее еще и по другой причине. Пока «кукурузник» находится в воздухе, командует она, а не Молотов. Это было головокружительное чувство, близкое к состоянию опьянения. Если она сделает плотную «бочку» и в течение нескольких секунд будет лететь вниз головой… то сможет убедиться, насколько прочно нарком пристегнулся своим ремнем.

Людмила покачала головой. Господи, какие глупости. Если люди исчезали во время чисток тридцатых годов (а они действительно исчезали, целыми эшелонами), вторжение немцев доказало, что существуют вещи похуже. Некоторые советские граждане были не прочь (а кое-кто из них и очень даже не прочь) сотрудничать с нацистами, но немцы показали себя куда более жестокими, чем НКВД.

Однако сейчас и советских людей, и нацистов объединяло общее дело. Общий враг, угрожающий сокрушить обе страны, невзирая, точнее, наплевав на всякую идеологию. Мысль Людмилы была предельно банальной: жизнь — странная штука.

— «Кукурузник» мерно гудел в ночном небе. Внизу заснеженные поля чередовались с темными сосновыми лесами. Людмила держала минимальную высоту, на какую только осмеливалась ночью. Днем она летала и ниже, но во тьме можно было врезаться в землю раньше, чем это заметишь. Чтобы устранить подобный риск, ее маршрут пролегал далеко в стороне от Валдайской возвышенности.

Чем дальше на север они летели, тем длиннее становилась ночь. Как будто окутывала самолет темнотой… Правда, зимние ночи в Советском Союзе везде были довольно долгими.

Первая посадка для заправки, предусмотренная планом, была между Калинином и Кашином, в верховьях Волги. Людмила кружила над районом посадки, пока уровень топлива не приблизился к опасной черте. Она надеялась, что ей не придется сажать свой «У-2» прямо на поле. С таким пассажиром на борту…

Когда она уже подумывала сесть где получится (уж лучше так, чем камнем вниз), Людмила заметила сигнал, поданный «кукурузнику» лампой или электрическим фонариком. На секунду вспыхнуло еще несколько фонариков, чтобы показать ей границы посадочной полосы. Людмила посадила «У-2» с такой мягкостью, которая удивила даже ее.

Если Молотов что-то и думал относительно посадки, свои мысли он держал при себе. Он поднялся на негнущихся ногах, за что Людмила вряд ли могла упрекнуть наркома, и спустился на землю.

Не обратив внимания на рапорт дежурного по полосе, нарком иностранных дел юркнул в темноту. «Ищет укромный уголок, чтобы помочиться», — предположила Людмила. То было самой человеческой реакцией, какую она наблюдала у Молотова.

У встретившего их офицера полоски на лацканах шинели были светло-голубыми (цвет советских ВВС) с двумя малиново-красными ромбами — майорский чин. Он повернулся к Людмиле:

— Нам приказано всемерно помогать вам, старший лейтенант Горбунов.

— Горбунова, товарищ майор, — поправила она. Впрочем, сейчас это значило мало: летный костюм любую фигуру делал бесформенной.

— Простите меня, товарищ Горбунова, — сказал майор, вскинув брови. — Либо я неправильно прочел сообщение, либо вкралась ошибка при написании. Теперь это не важно. Если вас избрали для осуществления полета товарища наркома иностранных дел, ваши профессиональные качества не могут быть поставлены под сомнение. — Тон его голоса говорил, что сам майор в этом сомневается, но Людмила пропустила его сомнения мимо ушей. Майор продолжал, теперь уже более кратко: — Что вам требуется, товарищ старший лейтенант?