Поклонившись, слуги вышли.

– С этого момента можешь забыть о спокойном сне, парень, – усмехнулся Фил, обращаясь к Виктору, – Ламороу этого тебе точно не простит.

Но Виктор равнодушно пожал плечами и прошёл вперёд.

– Грядут перемены? – сощурился Рон, с великим трудом удержавшись от того, чтобы не плюнуть во след Глену, – Его уже сделали праиэром… Я согласен с Ламороу, это слишком быстро! Возмутительно!

– Просто удачное для новенького стечение обстоятельств. Но на Ламороу и правда кожа горит, – согласился Фил, – Как думаешь, Пит, чья возьмёт?

– Здесь всё решает герцог, – хмуро обронил Пит, всё ещё сверля взглядом дверь, за которой скрылся Виктор.

После разговора с герцогом Ламороу вернулся даже приободренный. Он отозвал к себе Пита, и они долго о чём-то беседовали. О чём? Это осталось между ними. Виктор только узнал, что герцог подтвердил своё решение поручить обеспечение неприкосновенности дома маркиза Ламороу. То же, что Пит в этот вечер проявил заметное внимание к комнатам маркизы, навело Виктора на мысль, что тому поручено осуществлять слежку за хозяйкой дома. «Хотят взять братишку на живца! Но тут одного Пита будет маловато!» – усмехнулся Виктор.

Утром следующего дня верный данному накануне обещанию герцог присоединился к барону в поездке в леса Шероль.

Эмилия почти вбежала в храм Святого Антуана, но на пороге резко остановилась и круто развернулась. Её уловка удалась. Пит, не ожидавший такой хитрости, едва не вылетел из своего укрытия, но внимание прохожих к себе всё же привлёк, создал неуместную здесь суету, и Эмилия лишний раз убедилась, что подозрения её не обманули. За ней следят!

«Ну, милый братец, держись! Теперь ты позавидуешь нашим родителям! Я научу тебя держать язык за зубами! Или я буду не я!» – и Эмилия, гневно топнув ножкой, скрылась в храме.

Торжественность внутреннего убранства этого великого собора была не в силах изменить ход её мыслей. Не будучи набожной, Эмилия редко обращалась к Богу за помощью, и если и ходила в церковь, то, скорее для того, чтобы ей никто не мешал думать о своём. Вот и сейчас, она переступила этот порог именно в поисках тишины, уединения…

Каждый день она находит в своей комнате маленькие букеты незабудок – то на подоконнике, то на пороге, а раз даже на туалетном столике. Теперь мысли об Эжене не оставляют её ни на миг. Она уже стала опасаться, как бы и вслух не произнести его имя. Эмилия уже не могла припомнить, когда и как она могла жить без него, без его внимания, без его озорства.

Позавчера он оказался на задворках её кареты и наговорил ей уйму нелепостей. От волнения Эмилия никак не могла понять смысл его речей, эта безумная смелость Эжена остро щекотала её нервы, а его слегка издевательская манера говорить вынуждала всё время быть на чеку. Он был непредсказуем в словах и действиях, и это очаровывало, завораживало.

Эжен постоянно играл, казалось, совершенно не осознавая, как опасна эта затеянная им игра. Эмилия хорошо знала от брата, что Эжен уже добился того, что герцог и барон бледнеют при одном только упоминании его имени. Его шалости постоянно путали им карты особенно в том, что касалось поисков беглецов. Пару раз все подпруги оказывались перерезаны, на починку ушло больше полудня, а потом разразился страшной силы ливень. Уже ни раз кони отказываться покидать конюшню, то их клонило в сон, то одолевали приступы бешенства. А однажды, в один из случившихся-таки походов, на всех всадников напал страшный зуд. Оказалось, что в седлах были спрятаны мешочки с муравьями…

Рассказывая это сестре, маркиз невольно смеялся. Смеялась и Эмилия, но в душе она всё больше и больше боялась за своего героя, хотя, казалось, что Эжен уже и не человек, а некто сверхъестественный. Он умудрялся оказываться в таких местах, узнавать о таких вещах, что становилось страшно, можно было поверить в его вездесущность. Например, маркиз с великим трудом нашёл человека, согласившегося стать проводником в лесах Шероль, но на утро тот исчез. Второго проводника постигла та же участь, и никаких следов. Весть об этом в мгновение ока облетела город. И вот уже казалось, что весь Рунд знает, что пришлые иностранцы охотятся на Геньи, и что у них из этого получается. Жизнь барона и герцога становилась невыносимой.

Что греха таить, в глубине души Эмилия радовалась этому. Но вдруг она обнаружила за собой слежку. Конечно же, мысль о том, что её решили использовать как приманку, вызвала в её душе взрыв негодования, и она тотчас поклялась, что они ещё горько пожалеют об этом. Больше она не намерена оставаться пассивным зрителем: «Всем им аукнется эта оплошность, или я не Эмилия де Рельгро!!! Но как это сделать?!!!…»

– Прости меня, дочь моя…

Эмилия вздрогнула, и только теперь заметила подсевшего рядом священника. Капюшон скрывал его лицо, но это её не интересовало.

– Оставьте меня, святой отец. Я хочу сама пообщаться с Богом.

– Да, понимаю… Я знаю, что вы предпочитаете обходиться в этом разговоре без посредников.

Эмилия с трудом осознала услышанное. Она медленно развернулась к священнику:

– Вы не из нашего прихода.

– Верно, я появился здесь недавно, со дня моего возвращения из Ватиции прошло только несколько дней.

– Да, у вас молодой голос, мне даже кажется, что…

– Верно. Многие готовы назвать меня юнцом, но не здесь, не в храме, – священник набожно свел руки и, казалось, мысленно произнёс молитву, после этого, всё также шепотом добавил, – Вы можете называть меня Фредерик.

Эмилия задумчивым кивком дала понять, что приняла его просьбу к сведению.

– Я так поняла, что меня вы знаете.

Священник веско кивнул.

– Что ж, отец Фредерик, я рада нашему знакомству, но позвольте мне всё же побыть одной. У меня нет желания вам исповедоваться.

– Понимаю, ведь мы едва знакомы. Но, быть может, я позову отца Джорджа?

– О нет! Избавьте! – против воли вспылила девушка.

По движению головы отца Фредерика Эмилия поняла, что её слова удивили его, но уже через секунду он снова кивнул.

– Понятно. Вы не доверяете этому человеку.

– Я никому не доверяю, даже священникам, – отрезала маркиза, но тут же смягчилась, – Прошу простите мне эти крамольные слова.

– Не стоит, дочь моя. Я вас понимаю. Священники тоже люди. Я сам, будучи студентом семинарии, получил в этом жестокий урок. Искренне веря в Господа, я позволил себе быть предельно откровенным, но человек, принимавший исповедь, не только не потрудился сохранить услышанное в тайне, но и… Одним словом, это закончилось поркой, не самой страшной в моей жизни поркой, но, быть может, одной из самых болезненных, потому что он исполосовал мне душу, предал моё доверие. Конечно, его душе за это гореть в адском пламени, на то его выбор. Но и у вас есть выбор. Писание не запрещает вам пойти на исповедь к другому священнику, найти человека, для которого верность слову божьему превыше человеческих слабостей. Например, настоятель собора Святой Магдалины…