– Надо же хоть посмотреть, – не сдается Грэйси. – Надо спуститься, поискать…

– Чего?

– Не знаю, но… не могли же все пропасть. У меня… был парень. Он был ко мне добрым. Я только… – Она сбивается, умолкает.

– Прости, милая, – говорит Мона, – но из слов миссис Бенджамин и Парсона я поняла, что там, можно считать, ничего не осталась. По-моему… лучше нам о нем забыть.

Грэйси не сводит глаз с долины.

– Тогда что же нам делать? – беспомощно спрашивает она. – Что мне теперь делать?

– Ты ведь никогда не выезжала из Винка, да?

Грэйси мотает головой.

– Ну, а хочешь, поедем?

– Куда?… Отсюда?

– Ну да. Туда, посмотреть, что там?

– А что там?

– Всё. Там всё.

Грэйси, вытянувшись, смотрит на север, словно представляя, как горизонт растягивается, растягивается, за плато, за пределы Винка.

– И что, там все продолжается?

– Да.

– И можно ехать и ехать?

– Да, – говорит Мона и протягивает девушке руку. – Пока не приедешь.

Грэйси, ухватившись за ее руку, подтягивается на ноги. Похоже, эта мысль ее волнует и немножко пугает.

– И можно просто взять и уехать? Сразу?

– Сразу. Ни у кого не спрашивая разрешения. И ждать нам нечего. Можно ехать.

Грэйси задумывается. И кивает:

– Вот и хорошо.

Они едут.

Едут далеко и быстро, большая красная машина радостно поет, пожирая мили. Они переваливают горы, спрыснутые цветами вершины, водопады, весело окатывающие скалу белыми алмазами брызг. Тысячи поворотов, тысячи мостов, тысячи подъемов, зигзагов, изгибов дороги. Сосен, раскидистых деревьев больше, чем звезд в небе.

Они обгоняют другие машины. И мотоциклы. И большие, дребезжащие грузовики. Они проезжают овощные лавки и дорожный патруль на обочине. Они минуют автостоянки, и развязки шоссе, и светофоры, и города-призраки. Незнакомцы, незнакомцы, незнакомцы.

Кто-то сидит на крылечке, покуривает, раскладывает пасьянс и лениво машет им рукой.

– Кто это был? – спрашивает Грэйси.

– Не знаю, – отвечает Мона.

– Не знаете?

– Нет, не знаю.

Грэйси потрясенно, непонимающе оглядывается на помахавшего им человека.

Они едут, едут, едут до самого вечера. Огромная, трубная синева неба, которую они видели с рассвета, сменяется царственным пурпуром, расцветающим над горизонтом. Каждая впадина, каждая расщелина наполняется лиловой синевой, словно художник, увлекшись работой над небом, не заметил, как краска лужицами стекла на землю.

А потом одна за другой проступают звезды.

– Помедленней, – просит Грэйси.

– Здесь скоростная трасса, – объясняет Мона.

– Хоть немножко.

Мона прицокивает языком.

– Ладно уж.

Она снижает скорость. Грэйси высовывается в окно, смотрит вверх.

– Ух ты, – говорит она, – как их много! Я никогда не видела, не видела всех. Из-за молний.

– Надо думать.

Восторг Грэйси заражает и Мону. Дождавшись прямого участка, она тоже высовывается в окно.

Все как во сне. Как в давнем и забытом сне о дороге через горы, и впереди миллион огоньков, и все ждет ее, ждет их, ждет каждого, кто захочет увидеть.

– А завтра что будем делать? – спрашивает Грэйси.

– Не знаю, – говорит Мона. – Что-нибудь.

И они едут дальше.