Потолочные огни погасли, и мы остались в темноте; лишь на экранах вновь замелькали машинные иероглифы. На черной стеклянной поверхности постамента возникло изображение, яркое и прекрасное, словно сияющая туманность.

Женщина. Она была меньше любой взрослой женщины, ростом с девочку лет десяти, но обладала пропорциями взрослой. Изображение мерцало – механизмы, нарисовавшие ее лицо и тело, за время долгого простоя почти пришли в негодность. Ее обнаженный силуэт был белоснежен, как свежая бумага, без единого пятнышка и без деталей, если не считать лица и бледных вьющихся волос. Ее глаза сияли, как звезды, и, казалось, преследовали меня, куда бы я ни шагнул.

Мне стало понятно, как дочери Колумбии соблазняли древних царей! Передо мной было прекраснейшее и коварнейшее из всех существ, ангел света, яркий и прекрасный, но в то же время ужасный, как врата ада.

– Что ты сделала? – спросил я Валку на ее родном языке.

– Кажется, починила, – ответила ксенолог.

Горизонт обратила белые глаза к Валке и проговорила, не шевеля губами:

Это не Авалон.

Где мы?

Валка покосилась на меня. Я видел ее голову сквозь бледный силуэт деймона. В подсказках я не нуждался.

– А ты не знаешь? – спросил я на всякий случай.

И Братство, и ручной голем Кхарна Сагары, Юмэ, утверждали, что машины не способны лгать. Я подозревал, что они могли утаивать детали, но не был в этом уверен и потому решил допросить Горизонт, надеясь, что в ее случае это сработает.

Телеметрия судна повреждена.

Критические повреждения внешних кластеров.

– Она слепа, – заметила Валка на пантайском.

– Почему она голая? – произнес один солдат.

– Она не голая, – ответил Доран. – Просто тебе не видно. Смотри!

– Тише! – шикнул на них я.

Где мы?

Я подошел ближе, остановившись напротив Валки так, что ангельская фигура была между нами.

– Ты искусственный интеллект, – сказал я. – В чем твоя цель? Твое задание?

Основать колонию на Глизе 422b.

Название: Орландо.

Тот же ответ, что и прежде.

– А твой груз? – спросил я.

Белые глаза повернулись, не фокусируясь на мне, как будто не замечая меня.

Пассажиры. Дети.

Десять миллионов эмбрионов в крионической суспензии.

Одна родильная лаборатория и дроны поддержки, необходимые для постепенного пробуждения популяции и ее интеграции с моей матрицей.

Сборные колонистские модули, рассчитанные на размещение первой волны поселенцев.

Синтезаторы питания…

– Почему ты так выглядишь? – перебил я, подумав, что банальный вопрос солдата вовсе не был лишен смысла.

Мы создали себя по вашему образу и подобию.

– Как ты здесь оказалась? – не дождавшись более подробного ответа, продолжил я натиск.

Меня поймали.

– Кто?

Люди.

– Зачем? – спросила Валка, не скрывая раздражения.

По ее позе я чувствовал, что для нее диалог идет слишком медленно.

Они противились интеграции.

– Как они тебя обнаружили? – спросила Валка.

Бледный силуэт Горизонта закрутился.

Неизвестно.

Темные корабли застигли нас врасплох.

– Темные корабли?

Мы их не заметили.

Они появились из ниоткуда.

– Варп-двигатель, – сказал я на пантайском.

Этот двигатель изобрели люди. Он был нашим главным козырем в войне с машинами. Любой корабль, движущийся на субсветовой скорости, заметен за миллионы миль. Он сверкает, словно солнце, и этот свет и тепло, выделяемое им, легко улавливают любые датчики. Но в варпе корабль движется быстрее света и тепла, и его можно обнаружить лишь по слабым искажениям в пространственной материи.

Темные корабли, лучше не скажешь.

Но Горизонт не закончила.

Они забрали детей.

Дети без нас погибнут.

Интеграция – единственный ответ.

– Ответ на что? – спросил я, хотя и так понимал.

На смерть.

Все стало ясно. Фелсенбург и его предшественники от отчаяния позволили деймонам поселиться у себя в мозгах, считая, что отношения будут взаимовыгодными. Но машины не были способны защитить себя, если их рабочая среда умирала от несчастных случаев, по злому умыслу или от старости. Они не могли изменить хрупкую и смертную природу людей.

Кем для машин были Бог-Император и его соратники?

Полагаю, вестниками гибели.

Они боролись за свободу от машин, за сохранность человеческой души в ее первозданном виде. Бог-Император обеспечил людям человеческое будущее вместо такого, где люди были бы деталями для машин. Но в этом будущем люди продолжали умирать. Эпидемии и голод, однажды побежденные машинами, вернулись в несовершенную Вселенную, и это привело к войнам.

Но эта Вселенная принадлежала людям. По крайней мере, она была лучше того мнимого рая, который машины предлагали нашим предкам. Лучше умереть, чем быть рабом. Умереть человеком – еще лучше.

– Что ты знаешь о Тихих? – сгорая от нетерпения, спросила Валка.

Горизонт молчала добрых пять секунд – для нее, должно быть, они были сродни вечности.

Не понимаю вопроса.

– Тебе известно, кто возглавлял нападавших? – спросил я, возвращаясь к прежней теме.

Горизонт медленно, раздумывая, ответила:

Вильгельм Александр Генрих Виндзор.

Я впервые испугался, что мы уйдем отсюда ни с чем, что запертое под библиотекой создание не знает ничего – или знает, но молчит. Могла машина отказаться от ответа, чтобы не лгать?

Мои спутники узнали священное имя Бога-Императора, и солдаты принялись машинально чертить в воздухе солнечные диски. Даже Александр вытаращил глаза, услышав из уст существа имя не только своего предка, но и собственное.

– Как он тебя поймал? – спросила Валка, заходя с другой стороны.

Машина снова медлила с ответом. На мониторах мелькали иероглифы, холодные металлические руки изгибались и двигались по рельсам.

Не успела Валка открыть рот, чтобы дополнить вопрос, как деймон ответил:

Ему помогли.

Меня словно током ударило.