– Вспять… – прошептал я.

Выходило, что их новейшие постройки, новейшие колонии – на самом деле старейшие. Самые отдаленные во времени. Я попытался найти какую-то логику, представил, как от обычных звезд к красным проходят подобные рекам пути.

– Где ты еще не была? – спросил я Валку сквозь голограмму.

– Много где, – ответила она. – Большинство из этих систем не освоены человеком.

Она указала на область у ядра Галактики:

– Видишь? Это Вуаль Маринуса.

– Одна из систем за ней должна быть родиной сьельсинов, – предположил я, следя за пальцем Валки.

Сьельсины развивались под сенью цивилизации Тихих. Еще раз обдумав слова машины, я вдруг сообразил.

– Горизонт, из твоих слов следует, что Преграда – не народ, а единый разум. Так?

Карта была настолько увлекательна, что о присутствии машины легко можно было забыть. Однако приятный голос ответил:

Это не точно.

Я разочарованно вздохнул.

– Откуда они пришли?

Горизонт не ответила.

– С какой из этих планет… их голоса раздаются чаще всего? – уточнил я вопрос.

Вместо ответа Горизонт сместила голограмму Галактики и вывела на ее место изображение звездной системы, расположенной у центра с противоположной стороны от Вуали и фронта. Очень далеко. Чтобы добраться туда, потребовалась бы сотня лет.

Но мы получили ответ, за которым пришли.

На голограмме мы видели неприметную звезду-карлика возраст которой мог насчитывать десятки триллионов лет. Вокруг обращалось всего три планеты: дальняя – газовый гигант размером почти с саму звезду. Две другие были маленькими, каменистыми, без атмосферы, хотя орбита одной проходила в пригодной для жизни зоне. Обычная система, не отмеченная ни в одном из известных мне каталогов.

– У нее есть название? – спросил я, понимая, что нам придется отправиться туда.

Нет.

Тор Арриан распорядился закрыть за нами гигантские ворота с часовым механизмом. Он не спрашивал, что мы нашли внутри. Существование Горизонта должно было оставаться тайной для Галактики. Если когда-то престол и Капелла и знали о спящем на Колхиде деймоне, то теперь забыли. Инквизиция скорее стерла бы спутник с лица Галактики, чем допустила бы существование чистокровного мериканского деймона, пусть и дряхлого и больного раком. Не важно, что сама Империя поместила его туда на хранение. Во времена Гавриила Капелла не пользовалась такой властью, ее религия находилась в зачаточном состоянии, не достигнув расцвета фанатизма и могущества.

Я передавал распоряжения: мы улетаем. Фактически мы не получили императорского разрешения на шатание по звездам, но, как говорится, просить прощения лучше, чем разрешения. Корабль «Горизонт» до сих пор дремлет под библиотекой, заключенный в клетку Фарадея и окруженный атомными бомбами Тора Арамини. Я больше не предпринимал попыток войти в архив Гавриила.

Но иногда подходил к воротам и прислушивался.

Мне отвечала тишина. Горизонт спит – а может, умерла. Источники ее питания не вечны.

Мало что вечно.

Солнце поднялось из-за восточных холмов и поползло вверх, к планете. Колхидский день был привычно прекрасен. Вездесущая дымка была чистой, если не считать одинокого клубка облаков вдали, ветер – свежим. В небе кричали белые чайки, а вдалеке я заметил летящего альбатроса. Внизу рассекали волны моряки в лодках с сияющими на солнце белыми и алыми парусами.

– Дальше мне нельзя, мой мальчик, – сказал Тор Гибсон, вынимая ладонь из моей руки и наваливаясь на трость. Незадолго до этого мы собрали вещи, вышли из навесной башни и стояли теперь под аркой ворот. – Нельзя покидать атенеум. Арриан и так на меня сердится. Давай не будем давать ему лишнего повода.

Гибсон говорил легко, и, если бы не его непроницаемое лицо, я счел бы все это шуткой. Но я видел его изуродованный нос и понимал, что этот человек уже достаточно настрадался по моей вине.

– Думаешь, найдешь, что ищешь? – спросил он.

Я перевел взгляд на каменный потолок тоннеля. Чуть позади меня дожидалась Валка. Паллино, Александр, Сиран и остальные уже прошли.

– Надеюсь, – ответил я, снова обращая взгляд на Гибсона.

– И я надеюсь. – Он постучал тростью по брусчатке. – Не стану притворяться, что понимаю все достаточно хорошо, чтобы давать тебе советы, но будь осторожен, мой мальчик. – К моему удивлению, старик печально улыбнулся. – Не теряй голову.

– Постараюсь.

Я почесал шею, не снимая перчаток. Гибсон потупил взгляд.

– Выходит, теперь мы в самом деле прощаемся, – вздохнул я и подошел ближе к старику.

Он оперся на трость, словно сказочный волшебник.

– Вероятно, – сказал он, и его глаза заблестели. – Не думаю, что доживу до твоего возвращения.

– А я не уверен, что когда-нибудь вернусь сюда, – ответил я. – Мне вряд ли позволят.

Мы вместе кивнули.

– Скорее всего. – Гибсон помолчал немного, после чего набрал в грудь воздуха. – Адриан, я не знаю, во что ты ввязался, но скажу одно: ты наконец получил драматическую роль по своим способностям.

Я рассмеялся, но одновременно из глаз брызнули слезы, и мне пришлось зажмуриться.

– Пожалуй.

– Тебе вряд ли поможет то, чему учат здесь, – обвел рукой арку Гибсон.

Я укутался в плащ и поклонился.

– То, от кого я мог узнать больше, заперто под архивом.

– Ты видел, как они этого боятся.

– Я тоже боюсь, – ответил я, вздрогнув, и отпустил плащ. – Но я нашел то, за чем приехал.

– А что ты будешь искать теперь? – Гибсон снова постучал тростью по камню.

Что я мог ответить? Только правду.

– Понятия не имею.

– Мудро! – тихо констатировал Гибсон. – Ты учишься.

– Сократ, – ухмыльнулся я.

– Сократ.

Старик без предупреждения обнял меня, и я удивился той силе, что еще оставалась в его дряхлых руках.

– Мой мальчик, ты вырос таким человеком, каким я ожидал, – сказал он. – Я тобой горжусь.

Я никогда еще не слышал в голосе Гибсона такой чувственности, даже когда мы встретились в подземном гроте. В ответ я промолчал – к чему были слова?

Отпустив меня, Гибсон отступил на шаг, зацепив трость за руку. На его лице, среди острых линий и морщин, вырисовывались совершенно новые эмоции. Текли слезы, улыбка дрожала, порванная ноздря вздымалась.

– Ты ведь о нем позаботишься?

Я не понял, к чему этот вопрос, пока не услышал ответ Валки. Он предназначался ей.