– Не сомневайтесь, – ответила она и подошла ко мне. – Рада была знакомству с вами, доктор Гибсон.

Она назвала его «доктором» по-английски, не «Тором».

Гибсон уже не пытался скрывать эмоции. Он вышел за рамки Предписания и апатеи. На краю обители, под аркой, он превратился из схоласта в простого старика.

– А я – с вами, доктор Ондерра, – ответил он на стандартном и глубоко вздохнул.

Я заметил, как шестеренки его тренировок вновь пытаются запуститься. Он перестал дрожать.

– Говорят, что горе – глубокая вода, – сказал он, снова оперся на трость и чуть отошел от нас. – Но не все слезы – слезы горести. Иногда я думаю, что наше учение приносит больше вреда, чем пользы. Разум. Способность логически размышлять – лишь малая часть того, что делает нас людьми. Мы, схоласты, забираемся в башни, смотрим на небо и забываем обо всем вокруг. Мы так часто не замечаем истины, потому что не смотрим себе под ноги. Гонимся за логикой, за фактами… и забываем, каково это – быть человеком. Быть человеком – великое дело, мой мальчик. А теперь ступай… пока мне не захотелось уйти за тобой.

Он улыбнулся мне напоследок.

Валка взяла меня за руку и аккуратно попыталась развернуть.

– Ты был мне отцом, – сказал я.

– У тебя есть отец, – поклонился Гибсон.

– У меня их два, – ответил я, – но лишь один пролил за меня кровь. Мне жаль, что в тот раз я не смог с тобой попрощаться и поблагодарить тебя.

– Адриан, ты достаточно меня отблагодарил, хотя в этом и не было нужды.

– Всю жизнь я думал, что не успел, – не согласился я, – что навсегда упустил возможность попрощаться с тобой. Но лучше поздно, чем никогда. – Повернувшись, я прошел несколько шагов под руку с Валкой, прежде чем оглянулся и пообещал: – Я вернусь. Рано или поздно вернусь и увижу тебя снова.

– Ступай, Адриан, – покачал головой старик.

– Прощай, – сказал я.

Когда мы вышли из-под стены, я снова оглянулся. Гибсон тоже оглянулся у внутренних ворот. Наверху один брат позвал другого. Пневматические двери с шипением и лязгом распахнулись, затем медленно начали закрываться. Старый схоласт взмахнул рукой… и скрылся.

Мы добрались до Ээи и пусковой шахты, где стоял шаттл, и тут меня ждал новый удар. Он настиг меня в очередном тоннеле, ведущем от подземного вокзала к шахте.

– Адр, можно тебя на минутку? – окликнула сзади Сиран.

Она задержалась, пока я давал указания носильщикам, готовившим наш багаж к обратному рейсу на «Тамерлан». Валка с Паллино, Дораном и принцем уже сели. Я даже не заметил, что Сиран осталась. Признак хорошего шпиона.

Внутри меня возник холодок, страх засел в той ране, что оставило на сердце расставание с Гибсоном, поэтому я ответил коротко:

– Зачем?

Мой тон заставил Сиран запнуться, но не остановиться. Она ждала этого момента, этой последней минуты. Сейчас или никогда.

– Я остаюсь.

Если подумать, я даже не удивился. В глубине души я давно это знал.

– Остаешься, – повторил я, не глядя ей в глаза. – Здесь? Зачем? – Но я быстро сообразил. – Тот рыбак с Фессы.

– Лем, – сказала она, сложив руки и с вызовом вскинув голову. – Ты против?

– Ты должна была сообщить об этом раньше.

– Ты бы меня остановил, – покачала головой Сиран.

– Нет, – ответил я.

Мы оба понимали, что это ложь. Она ждала до последнего, до того момента, когда я не смог бы возразить, не приказав при этом остальным схватить ее и затащить на шаттл как преступницу, которой она когда-то была. Она расчетливо выбрала поле для сражения.

Я едва не улыбнулся и покачал головой.

– Ты… не сердишься? – Сиран сделала полшага назад.

– Не сержусь? Еще как сержусь! Сиран, идет война! Думаешь, ты можешь просто взять и все бросить? Думаешь, мы все можем просто взять и все бросить? – Я не кричал, но сжал кулаки.

Она не стала повышать голос, даже не разняла рук.

– Адр, я уже старая.

– Да ты моложе меня! – возразил я.

– Ты палатин, – парировала она. – Это не считается. Если бы не все, что ты сделал для меня и для других… – Она замолчала, возможно вспомнив данную мне клятву кутильера. – У меня уже внуки должны быть. А может, к сегодняшнему дню я вообще умерла бы от старости. Но я все еще здесь. Пора… положить этому конец. Я больше не могу.

Она погладила нос, на котором больше не было шрама – метки преступника. Нос, который исправили, когда я сделал ее патрицианкой.

– Не думай, что я неблагодарна. Ты дал мне второй шанс. Мне и Гхену. Если бы не ты, мы бы погибли на Эмеше. Но Гхена больше нет, и если я останусь… ну… сколько еще пройдет, пока я не погибну? Я отдала войне всю жизнь, больше лет, чем мне было изначально отпущено.

– Никто лучше меня не понимает, каково это – отдать свою жизнь, – перебил я. – Или ты забыла?

– Не смей! – ткнула она пальцем мне в лицо. – Не смей обвинять меня, Марло. Меня там не было, но я видела запись Паллино и ни за что не поверю, что Пал стал бы мне лгать. Не знаю, что ты такое, но зуб даю – я не вернусь.

Она качала головой, не глядя на меня, как будто от стыда. За себя? За свои слова? За меня?

– Ты мой друг, – сказала она. – Ты был мне другом… черт, да почти сотню лет. Но я тебя не понимаю. Не понимаю этой… игры, на которую ты способен. Я устала. Я больше не могу.

Она стояла вполоборота ко мне, но я все равно заметил в ее темных глазах слезы.

– Я старая усталая женщина, – добавила она тихим, слабым голосом.

Позади докеры готовили шаттл к запуску, пытаясь перекричать шум выхлопных каналов. Гремели заправочные шланги, скрипели и щелкали лебедки. Я вдруг заметил, какую тень отбрасываю на пол вокзала. Тень накрывала Сиран целиком, но я не шелохнулся, не отошел в сторону.

– А как же остальные? – спросил я. – Что мне им сказать?

– Паллино и Элара уже знают, – ответила Сиран. – Я сказала им на Фессе.

Это уязвило меня сильнее всего остального. Паллино с Эларой знали, но не рассказали мне. Ко мне словно явился призрак Хлыста. То, как покинул нас другой мирмидонец, навсегда осталось в нашей памяти. Я не должен был его прогонять. Как после этого они могли доверять мне? Прежняя дружба охладела, мы отдалились друг от друга, но я даже не заметил. Может, Гибсон был прав.

Может, я в самом деле весь в отца.

– Я и их просила остаться, – продолжила Сиран, не дождавшись ответа.

Внутри мне стало еще холоднее.

– И?..

– Они отказались. Паллино и слышать об этом не хотел.