момента и явно благоволила тому, что он говорил…

— Послушайте, зачем строить гипотезы? Вы собираетесь присоединиться к нам, я это знаю.

— Точно?

Он ощутил нарастающее беспокойство, даже панику. Он задавался вопросом, что сказать, чтобы свершить неизбежное.

— Почему бы вам не присоединиться к нам? Вы идеальны. Вы — та, кого мы ищем. Я не сомневаюсь, что вы станете великим лидером.

— А если нет?

— Пожалуйста, Констанс, рассмотрите мое предложение очень тщательно, потому что это ваш первый, последний и единственный шанс. Я знаю, что у вас в крови кипит дикая жажда свободы. Мы развяжем эту свободу вместе, и это будет прекрасно.

— Прекрасно.

Слово, от которого повеяло сарказмом, повисло в воздухе. Гэвин почувствовал, как в нем зарождается тягучее чувство разочарования, смешанное со злостью. Возможно, после всего, чем он с нею поделился, после всех знаков, что были ему даны, она все же собиралась сказать «нет» и разрушить все его надежды. Он положил руку на рукоять своего пистолета. Ей нельзя позволить уйти отсюда. Это будет конец всему.

— Констанс, подумайте очень хорошо…

Но теперь он видел, что ее кажущийся интерес не был принятием. Ее спокойствие не было признаком молчаливого согласия, а ее вопросы лишь вытягивали из него информацию, которая могла быть потом использована против него самого.

— О, Констанс, Констанс, пожалуйста, не делайте этого…

И снова тишина. Да будет так. Гэвин знал, что эта женщина может быть ему верным другом, но также может стать и самым опасным врагом. Он почувствовал себя обманутым. Одна из первых вещей, которую он узнал еще в детстве, заключалась в том, что всегда необходимо наносить первый удар самому. Это надо было сделать раньше, чем твой противник поймет, что бой уже идет.

Поэтому он ударил первым. Гэвин бросился вперед, выбив стилет из руки Констанс, взяв ее шею в удушающий захват и приставив пистолет к уху. Толкнув ее спиной о ближайшую стену и прижав к ней, он защелкнул комплект наручников вокруг ее запястий.

Все закончилось еще до того, как началось. Он полностью застал Констанс Грин врасплох, после чего отпустил ее и отступил назад, все еще держа свою несостоявшуюся противницу на прицеле.

— Все должно было быть не так, — с горечью сказал он.

Она посмотрела на него, и он был ошеломлен взглядом этих фиалковых глаз.

— Мне жаль, что пришлось так поступить, но теперь я должен услышать ваше решение.

Молчание. Констанс сверлила его своим пристальным взглядом.

Он махнул пистолетом.

— Это момент истины.

В ответ она опустилась на колени и подняла с пола выбитый из ее рук стилет. При этом запястья ее были все еще скованны наручниками, и вряд ли такое оружие могло хоть чем-то ей помочь.

Удивленный, он сделал несколько осторожных шагов назад, опасаясь, что она может метнуть нож. Но потом он вспомнил, что ее запястья находились все еще в наручниках, и ее обращение с ножом выглядело неуместным.

— Что вы собираетесь с этим делать? — насмешливо спросил Гэвин.

Она потянулась и приставила кончик ножа к собственному горлу, прямо над яремной веной.

— Я собираюсь лишить вас удовольствия от изнасилования и убийства.

Когда она произнесла это, то надавила стилетом на свою кожу. После небольшого сопротивления клинок впился в плоть, и ручеек крови заструился вниз.

Гэвин почувствовал волну электрического шока, пробежавшую по нему. Несмотря ни на что, он был восхищен ею. Это была потрясающая женщина. Боже, она могла бы стать великолепным партнером! Он почувствовал возбуждение, но также осознал, что Констанс Грин никогда не присоединится к ним. Его волнение смешалось со страшным чувством печали.

Черт возьми! Ей предложили шанс на настоящую жизнь, а она отказалась от него!

Он уставился на то, как Констанс давит на нож, в то время как острый кончик лезвия проникал все глубже. Он мог сказать точно, что она не блефовала — она была готова убить себя, лишь бы не подчиниться ему. Она собиралась покончить с собой. Его ужас оттого, что она не присоединится к нему, уступил место волнению совсем другого рода.

— Давайте, — сказал он, задыхаясь от ожиданий.

Гэвин смотрел на то, как она медленно закалывала себя. Клинок проник чуть глубже. Гэвин был ошеломлен, прикован к ней всем своим вниманием, он никогда не видел в своей жизни ничего более эротического. Наблюдая за тем, с какой легкостью нож проникает в ее тонкое белое горло, видя, как рубиновая кровь стекает по ее бледной коже, он чувствовал волны сильнейшей дрожи и сильнейшего возбуждения, пробегающие по всему его телу.

И тогда взгляд ее глаз слегка изменился. Она замерла.

— Не останавливайтесь, — хрипло сказал он, и кровь застучала у него в ушах. — Сделайте же это. Давайте.

Но лезвие стилета отступило. Кровь бежала свободно, но разрез оказался поверхностным.

В Гэвине вспыхнули разочарование и гнев, и он поднял пистолет.

— Я был уверен, что у вас кишка не тонка, — сказал он. — Я ошибался.

Ранее глаза Констанс были постоянно сфокусированы на нем, но теперь они смотрели чуть в сторону. С внезапным ужасающим пониманием Гэвин развернулся, чтобы увидеть, насколько смертельно она отвлекла его. Безобразное существо с собачьей мордой сделало в его сторону решающий рывок, и Гэвин почувствовал, как рука с огромными когтями сжимает его руку в своей железной хватке.

51

Это был второй визит Хуана Риверы в Эксмут, и сейчас, глядя на то, что когда-то было причудливой деревенской улицей, он увидел нечто, больше напоминающее ад Данте. Команда спецназа, которую он возглавлял, высадилась из своих транспортных средств, чтобы приблизиться к месту происшествия пешком — их первостепенной задачей было обеспечение безопасности периметра, чтобы парамедики могли забрать мертвых и раненых. Позади них размещался временный командный штаб, откуда раздавались крики по рации, звучали сирены и метались лучи прожекторов. Две задействованные бронемашины — каждая оборудованная пулеметом.50 калибра — были готовы к действию, если убийца (или убийцы) снова появятся.

Но, похоже, что убийцы исчезли. Город был молчалив — смертельно молчалив. С того места, где он стоял, Ривера увидел два тела, распластанных посреди улицы. Прищурившись, он понял, что вдалеке маячат очертания еще одного трупа. Тем временем буря, стремительно движущаяся с северо-востока, начала понемногу стихать; дождевые шквалы приходили все реже и ветер уже не столь агрессивно набрасывался на округу. Выключенные уличные фонари темными тонкими силуэтами возвышались над мрачными фигурами обесточенных домов, и единственным источником света на всю округу являлся дом, стоявший дальше по улице, объятый последней стадией пожара и отбрасывающий яркие пламенные блики на развернувшуюся кошмарную