мало общего: к тому времени политический цинизм стал нормой, но он все еще вступал в противоречие с приличиями.

98

Людовик подготовил почву для этого, отправив к бургундскому двору своего конюшего чтобы выразить свое искреннее желание урегулировать конфликт и попросить прислать с этой целью бургундское посольство. Вернувшись к королю, конюший отправил герцогу меморандум, который, судя по всему, был продиктован самим Людовиком, в котором вперемешку с лестью и грустными замечаниями о прошлом было напоминание о сепаратном мире, который герцоги Гиени и Бретани подписали в 1468 году, и предупреждение герцогу, что король прекрасно осведомлен об их интригах против него. Но что делает этот документ особенно интересным, так это комментарии, добавленные к нему на полях самим Карлом Бургундским.

"Во-первых, — писал конюший, — когда я вернулся, то обнаружил, что мой господин [то есть Людовик XI] намерен сделать для Вас, Монсеньёр, все, что будет возможно с его стороны, и с самой доброй волей, которую можно представить". Этот отрывок, Карл прокомментировал такими словами: "Без реституции городов [Амьена и Сен-Кантена] ничего хорошего не получится".

"Во-вторых, — продолжает автор, — я заверил моего господина, что Вы предпочитаете его дружбу, тем кто обманул Вас [то есть герцоги Гиени и Бретани], чем мой господин был доволен больше, чем когда-либо прежде. Он сказал мне, что хорошо знает, что Вы надежны и что если, Вы даете кому-то слово, то никогда не отступают от него, и добавил, что не желает ничего другого для себя, ибо хорошо знает, что во всех остальных нет верности, и они не достойны доверия, ни с Вашей, ни с его стороны. Он также сказал, что и Вы, и он не поступили бы так немудро, если раньше начали бы осознавать эти вещи, ибо тогда у Вас не было бы тех неприятностей, которые мы оба пережили". Герцог прокомментировал: "Вы уверили своего господина в истине. Ничего не зависит от простой веры, ибо события покажут это, и тот, кто мудр, не останется в убытке".

"В-третьих, он [король] послал бы к Вам Монсеньёра дю Бушажа [отправленного в Гиень 18 августа], если бы не известие, которое прислал ему Монсеньёр Гиеньский и которое он посылает Вам". Герцог: "Мелочь не отвлекает от того, чего очень хочется".

"В-четвертых, герцог [Бретани] и Монсеньёр де Лекен [Оде д'Эди] сообщили моему господину, что этот герцог посылает к вам Понсе [де Ривьера], отчасти по поводу женитьбы моего господина [герцога Гиеньского], а также чтобы предложить себя Вам, объявив, что он соберет свои силы к дню Святого Михаила [29 сентября]; но герцог [Бретани] также сообщает моему господину, что он посылает в Бургундию только для того, чтобы развлечь Вас, как это у него принято; и что мой господин не должен опасаться, что герцог хочет предпринять что-либо против него". Комментарий Карла Бургундского: "Слова этого пункта ничего не значат, ибо дело все покажет и пусть гуси пока пасутся".

"В-пятых, мой господин знает о поездках Годе и метра Итье Маршана [посланники герцога Гиеньского] к бургундскому двору и обо всем, что они сделали". Герцог: "Если вы знаете все это и многое другое, вам следовало бы это предусмотреть".

99

После смерти Людовика эти обвинения снова стали циркулировать при европейских дворах. Однако сейчас уже четко доказано, что король стал жертвой политической пропаганды своих врагов, которые часто принимали желаемое за реальность. Позже Людовик сам призвал герцога Бретани привлечь двух обвиняемых к ответственности; но хотя они закончили свои дни в герцогских тюрьмах, Франциску II, который, должно быть, был готов использовать против них все, что попадет под руку, так и не удалось доказать их вину. За год до смерти здоровье Карла уже начало ухудшаться; приступы лихорадки, сопровождавшиеся обильным потоотделением, свидетельствовали о туберкулезе. Однако вскоре вторая болезнь усугубила первую, в конечном итоге унесшую его жизнь. В последние недели жизни брат короля потерял волосы, ногти и зубы — симптомы, которые, наряду с "испорченной кровью", за полгода до его собственной смерти, были у Колетты де Шамб, его любовницы, указывают на то, что, как и она, он был поражен венерическим заболеванием.

100

Коммин начал готовиться к этой смене лагеря по крайней мере с начала лета 1471 года. Герцог Бургундский поручил ему миссию в Бретани и Испании — миссию, которую он должен был выполнить под предлогом паломничества в Сантьяго-де-Компостела, — он организовал получение инструкций, которые должны были привести его к королю Франции. Он отправился в Тур, где положил 6.000 ливров на хранение Жану де Боме, городскому торговцу, который также был финансовым агентом короля. Вероятно, у него была тайная встреча с Людовиком XI, во время которой он согласился поступить к нему на службу. Чтобы предотвратить любые подозрения, которые могли возникнуть у герцога Бургундского, по возвращении с миссии к герцогу королевский посланник отправил последнему меморандум (см. примечание 2), в котором он, среди прочего, отметил, что, вопреки тому, что ему сообщили, Филипп де Коммин не посещал короля — что герцог прокомментировал следующим образом: "Коммина видели в Орлеане, так что по этому случаю он, должно быть, отправился к французскому двору". Однако, насколько нам известно, этот инцидент не доставил Коммину никаких неприятностей. В 1472 году, когда началась война, Людовик приказал конфисковать деньги Коммина, с одной стороны, чтобы отвести от него подозрения, а с другой — чтобы более ощутимо обязать его не нарушать своих обязательств. Впоследствии эта сумма сеньору д'Аржантону, разумеется, была возвращена.

101

Брат короля, бывший герцог Беррийский.

102

Людовик сам был ответственен за некоторые трудности, которые поставили под угрозу франко-миланский альянс. Когда летом 1466 года он порвал с королем Арагона, чтобы помочь Анжуйскому дому в Каталонии, он неоднократно призывал Галеаццо-Марию Сфорца поддержать анжуйцев. Однако в то же время король Неаполя Ферранте, племянник и союзник Хуана II Арагонского, напомнил герцогу, что это противоречит статьям Лиги Италии. Спустя некоторое время, при новых политических переменах, Людовик снова поставил Сфорца в безвыходное положение. Побудив его к войне с Савойей, когда казалось, что военные действия с Бургундией вот-вот начнутся, но добившись соглашения с герцогом Карлом, он поспешил попросить Галеаццо-Марию отказаться от этого предприятия. Опасаясь, что его союз с Францией в конечном итоге полностью изолирует его от остальной Италии, так как Венеция и Неаполь были в союзе с Бургундией, герцог Миланский интриговал с герцогиней Иоландой Савойской, чтобы иметь возможность вести переговоры с Карлом Бургундским, и, по-видимому, даже пытался установить контакт с герцогом Гиеньским. Он держал рядом с собой Чикко Симонетту, главного