и который в то время был пленником короля. Согласившись обменять его на Антуана дю Ло, Людовик пригласил де Рокаберти отобедать за своим столом и переночевать в королевской прихожей; он польстил его амбициям и, несмотря на неодобрительный ропот своих советников, отправил его с французским делегатом на переговоры с королем Хуаном*. В середине сентября 1472 года он достиг соглашения, которое дало ему время передохнуть: нейтральный Руссильон будет управляться самим де Рокаберти, а если в течение года король Арагона не вернет 300.000 экю, которые он задолжал с 1462 года за выкуп провинции, французы смогут вновь ее занять. Весной следующего года, встречаясь с арагонскими посланниками, прибывшими узнать о мерах, которые Франция предпримет против Руссильона по истечении годичной отсрочки, король Людовик блестяще разыграл комедию обмана.

Великолепное посольство Хуана II, прибывшее в Париж в марте (1474), уже задержалось в своей миссии из-за "ошибки", допущенной королем Людовиком в формулировке их охранных грамот. Послы сразу же объявили, что прибыли подтвердить договор, просить о продлении срока выплаты долга и предложить дочь принца Фердинанда в жены дофину Карлу. Людовику не составило труда догадаться, что погашение никогда не будет произведено, что старый хитрец Хуанн II просто пытается отсрочить военные приготовления Франции, пока некоторые посланники продлевают свой путь, чтобы обратиться за помощью к союзникам Хуана ― Бретани, Бургундии и Англии. Пока король задерживал послов в Париже, он продолжал наращивание сил на руссильонской границе. 9 апреля из Санлиса Людовик написал Таннеги дю Шателю, находившемуся в Дофине и готовившемуся к подкреплению растущей французской армии в Нарбоне, что двое людей, которых он отправил в Париж, чтобы "выяснить" истинные цели посланников, сообщили, что те "не принесли никаких стоящих новостей, и их намерение ― лишь отвлечь меня словами, пока зерно [в Руссильоне] не будет собрано". "Поэтому я должен играть роль мэтра Людовика [то есть старого хитреца], а вы ― метра Жана [то есть простака], и, вместо того чтобы они нас обманывали, мы покажем себя умнее их. Что касается меня, то я буду развлекать их здесь до первой недели мая, а вы тем временем отправляйтесь [в Руссильон], как только сможете". С переброской войск для участия в экспедиции "у вас будет достаточно людей, чтобы сжечь урожай и опустошить всю деревню". Это был первый раз, когда Людовик приказал применить столь суровую тактику. В отношениях с Руссильоном, который не затрагивала его коронационная клятва ― он был частично французским по языку, полностью французским по географии и когда-то принадлежал королевству, ― он был не совсем в своей стихии; и теперь он жертвовал всем ради плетения своей паутины.

Через пять дней после письма Таннеги дю Шателю Людовик вызвал арагонских послов в деревню близ Санлиса, где, наконец, должен был дать им аудиенцию. Он намеревался сделать эту аудиенцию впечатляющей церемонией, и сам руководил приготовлениями. Стоя между своими принцами и прелатами, с одной стороны, и капитанами и советниками — с другой, он серьезно выслушал вступительную речь графа Хуана-Рамона де Кардона-и-де-Прадес. По его словам, он был рад приветствовать посланников Хуана II при условии, что они не приехали замышлять что-то против него или его интересов. На протесты де Прадеса о том, что у короля Арагона нет другого желания, кроме как жить в мире с Францией, он ответил, что король Арагона уже нарушил некоторые статьи договора, но тем не менее, он согласился назначить представителей для переговоров с ними. Скоро он сам будет в Париже, где с радостью примет их, добавил он приветливо. Для этой церемонии Людовик надел ожерелье Ордена Святого Михаила, и, одетый в шелка и атлас, он был в "более роскошном костюме, чем когда-либо за последние десять лет", отмечает Боллате, который считал, что король таким образом "выглядел на десять лет моложе".

В столице король предложил арагонским послам всевозможные приемы и развлечения, включая смотр парижского ополчения. Однако посланники стали волноваться, повторяя, что если соглашение не будет достигнуто, то они вынуждены будут уехать. Граф де Прадес заболел, но это была уловка, сказал Людовик Боллате, предлог, чтобы покинуть Париж. В конце концов, однако, король отпустил послов. В связи с этим он со злорадством писал Таннеги дю Шателю и другим капитанам, находившимся тогда на границе с Руссильоном: "Я продержал каталонских послов здесь все время, которое обещал Вам, и даже дольше; был вторник [5 мая], когда они уехали". Под охраной почетного, но строгого эскорта посланники медленно поехали по дороге, которая должна была привести их домой. Король, приказавший хорошо с ними обращаться, но задержать их в Лионе и Монпелье, позаботился о том, чтобы они прибыли в Арагон не раньше августа. К этому времени его войска уже были заняты уничтожением урожая в Руссильоне, чтобы уморить Перпиньян голодом.

*Такое случалось нередко, поскольку многие королевские советники, как и миланский посол, считали, что Людовик действует вопреки здравому смыслу. По их мнению, де Рокаберти взял на себя обязательства перед королем только для того, чтобы обмануть его, как только он вновь обретет свободу. По словам Боллате, он был "очень искусным придворным, умевшим вставлять мудрые замечания в любой разговор; но его хитрая внешность, а также шрамы, которыми было отмечено его лицо", говорили о том, что лучше ему не доверять.

109

Опора йоркистов Джон, лорд Говард, стал одним из главных советников Эдуарда IV, а Томас, лорд Стэнли, умело лавировавший во время Войны Роз, теперь был стюардом королевского двора.

110

После подписания Солеврского договора герцог Бургундский со своей армией направился на юг, чтобы вторгнуться в Лотарингию. Атаковав и захватив Водемон и Эпиналь, 24 октября он осадил Нанси, столицу герцогства, куда Карл триумфально въехал двумя годами ранее, но которую молодой герцог Рене II в итоге отвоевал. Однако Людовик отправлял сообщение за сообщением с требованием передать ему коннетабля и получал в ответ различные отговорки. Пока он был занят осадой Нанси — действие, которое явно нарушало Солеврский договор, включавший и Рене II Лотарингского, — герцога Бургундского одолевали всевозможные заботы. Королевские войска в Шампани представляли угрозу для его собственной армии, что еще более усугублялось его отказом выдать графа де Сен-Поля, как он обязался это сделать. С одной стороны, его честь была скомпрометирована, с другой стороны, коннетабль имел при себе охранную грамоту. Однако Карл придумал способ, который позволил бы ему выйти из затруднительного положения, в которое он себя поставил, и, возможно, даже лишить Людовика удовольствия отомстить коннетаблю. Эта мера заключалась в двух декларациях, адресованных королю Франции: во-первых, он сообщил, что слишком неопределенный способ, который