решал вопрос о собственности графа де Сен-Поля в их общем договоре, больше его не удовлетворяет и что отныне он требует все его владения; во-вторых заявив, что, мирно пересекая Лотарингию, как это было разрешено Солеврским договором (Эпиналь и Водемон попали в его руки, очевидно, случайно), он находился перед Нанси, когда несколько солдат, внезапно совершили вылазку из города, и таким образом герцог Лотарингский, очевидно, потерял защиту, которую ему давало включение в договор, и тогда в ответ на этот акт насилия он посчитал себя вправе осадить столицу Лотарингии. Людовик ответил на это двумя документами (оба датированы 12 ноября), которыми он сорвал планы Карла Бургундского. С одной стороны, он временно принял объяснения, данные ему герцогом в оправдание осады Нанси, а с другой — предоставил ему выбор между владением всеми землями коннетабля и правом удержать завоеванные им города в Лотарингии. Герцог поспешил выбрать второй вариант и, таким образом, был вынужден взять на себя новые обязательства перед королем в отношении графа де Сен-Поль. Поэтому он приказал взять коннетабля под арест в Монсе, доставить его в Перон и передать представителям короля, 26 ноября. Судя по всему, он надеялся захватить Нанси до этого срока и таким образом не быть обязанным отдавать пленника королю. Однако городу удалось продержаться до этого дня, и граф де Сен-Поль был должным образом передан французам. Услышав эту новость, Людовик очень метко заметил, что "его кузен Бургундский поступил с коннетаблем, как поступают с лисой: как мудрый человек, он оставил себе шкуру, а ему оставил только мясо, которая мало что стоит".

111

Среди них была герцогская корона и великолепный меч, инкрустированные драгоценными камнями; Ле-Санси, огромный бриллиант герцога; две большие жемчужины, "каждая размером с грецкий орех"; и пять рубинов, "самых красивых в мире".

112

Верный сторонник Рене, неаполитанец Жан Косса, сенешаль Прованса, хорошо знавший короля Франции, сумел найти нужные слова, чтобы оправдать своего господина: "Сир, — объявил он, как только оказался в присутствии короля, — не удивляйтесь, что мой господин, король, Ваш дядя, предложил сделать герцога Бургундского своим наследником, ибо ему посоветовали это сделать его слуги, и особенно я, поскольку Вы, сын его сестры и его родной племянник, причинили ему столь великую обиду, отобрав у него замки Анжер и Бар, и так плохо обошлись с ним в других его делах. Мы хотели заключить эту сделку с упомянутым герцогом, чтобы Вы услышав эти новости, захотели поступить с нами правильно и узнали, что у короля, моего господина, — Вашего дяди, никогда не было желания выполнить эту сделку до конца". Людовик, умевший ценить хорошего слугу, проявил снисходительность к дерзости, которую проявил Косса, защищая таким образом своего господина, и поэтому приветствовал его слова "очень хорошо и очень мудро".

113

Нежелание канцлера и некоторых членов Парламента осудить герцога Немурского, несмотря на его очевидную вину, свидетельствует об огромном престиже, которым все еще пользовались высокородные особы во Франции Людовика XI, а также о беспокойстве и страхе, которые внушала революционная личность короля. Со своей стороны, Людовик уволил трех членов Парламента, которые проявили наибольшую непокорность в действиях против герцога Немурского. Когда их коллеги попытались выступить в их защиту, король ответил: "Я думал, что, поскольку вы подданные короны и обязаны ей своей верностью, вы не одобрите, если кто-то заключит столь выгодную сделку с моей совестью".

114

Хотя уже давно было известно, что Жан-Пьер Панигарола, посол миланского герцога к герцогу Карлу, отправил своему господину подробный отчет о битве при Муртене — оба они ссылались на этот документ в более поздних сообщениях. Этот отчет, хранившийся в миланских архивах без подписи и даты, был обнаружен только в 1892 году П. Гинзони, который опубликовал его в Archivo Storico Lombardo, 2nd series, I, Milan, 1892. Написанный 25 июня в Сен-Клоде, во Франш-Конте, у подножия гор Юры, он является лучшим рассказом очевидца о сражении. Живой и личный рассказ, он тем более интересен, что его автор принадлежит к лагерю герцога Бургундского:

"После того, как из города Орб я сообщил Вашему Высочеству о поражении, нанесенном швейцарцами этому господину [герцогу Бургундскому] и его армии в прошлую субботу, 22 числа сего месяца, я отправился в Жун, во Франш-Конте, где узнал, что упомянутый господин накануне вечером выехал из Женевы, чтобы отправиться в Жекс к мадам [Иоланде, герцогине Савойской, которая, покинув герцога в Лозанне, остановилась в Жексе]. Я скакал ночью и днем до Сен-Клода, и здесь, у подножия горы, в пяти лье от Жекса, услышав, что упомянутый господин должен прибыть сюда в этот самый день, я остановился — что был бы вынужден сделать в любом случае, поскольку мои лошади не могли двигаться дальше из-за большого расстояния, которое они преодолели. Здесь я встретил Монсеньёра [Антуана], Бастарда [Бургундского, единокровного брата герцога Карла], который прибыл в Жекс. Он сказал, что является вашим должником, потому что лошадь, которую вы ему подарили, спасла ему жизнь — без этой лошади он никогда бы не смог выбраться из той опасной ситуации, в которой я сам его видел, окруженного швейцарцами. Это, конечно, было чудо, но он приписывает свое спасение выносливости коня…

Чтобы Ваше Высочество могли быть полностью информированы об этом поражении, которое я, конечно, в состоянии описать, так как я был в центре всего, я объясню, как это произошло — теперь, когда я снова могу дышать немного свободнее, потому что в тот день я был так напуган тем, что меня преследовали швейцарцы, что этой ночью мое сердце и душа все еще трепетали во мне, и чем больше я думаю об опасности, которой я тогда подвергся, тем более непостижимым кажется мне, что я ее избежал.

В пятницу 21-го числа противник перешел через мост […] и расположился в деревне в полумиле от него, в местности, настолько полной болот, лесов и густых изгородей с переплетенными ветвями, что его войска не могли быть там атакованы. Вооруженный с ног до головы, господин герцог провел день со всем своим войском [за исключением тех своих людей, которые остались в осадном лагере] на прекрасном открытом месте над своим лагерем, где он разместил свои эскадроны и баталии. Услышав о появлении врага, он решил пойти и посмотреть, где тот расположился. Я тоже пошел, осмотрел лагерь и врага, который вступал лишь в редкие стычки и, не выходя из леса изредка стрелял. Основывая свое суждение на размере лагеря, который нельзя было четко разглядеть от того, что он находился внизу, упомянутый господин решил, что там было всего несколько отрядов, которые