Четыре раза рассказал. Под диктофонную запись. Вспоминая мельчайшие детали и точные слова диалога.

Затем столь же подробно изложил все письменно и даже дал подписку о неразглашении. Потом Иванов собрал в черную кожаную папку все бумаги, крепко пожал Петру руку и уехал, а стажер, как ему настоятельно рекомендовалось, постарался забыть об этой истории. И вспомнил Малютин о ней только через два года, когда совершенно неожиданно получил распределение в Комитет по культуре ЮНЕСКО.

А «Иван Иванович Иванов», вернувшись в посольство, доложил собранные материалы резиденту, закончив доклад словами:

– Так что привлечь к сотрудничеству Моначкову-Джефферсон не представляется возможным! Жаль, мы думали, она окажется перспективным агентом…

Резидент озабоченно кивнул.

– Я заподозрил нечто подобное после того, как пропал этот… Бабиян. ЦРУ не прощает предательства. И, кстати, правильно делает!

* * *

12 мая 2004 года, Париж

– Очень удачно, что мы так неожиданно познакомились, Боб. Для меня сейчас это особенно важно…

– Любая неожиданность, Родион, чаще всего является проявлением закономерности. Я не удивлюсь, если судьба и сейчас взяла верх над случайностью…

На Монмартре, как и положено, пахло жареными каштанами. Было ощутимо прохладно, и многочисленные туристы, позирующие знаменитым французским художникам, нахохлившись, как воробьи, сидели на раскладных стульчиках перед мэтрами, сосредоточенно колдующими над своими холстами. И настоящие воробьи присутствовали здесь в изобилии: скакали по мостовой, выклевывали начинающую пробиваться между холодными серыми булыжниками чахлую городскую зелень, лакомились крошками от дешевых бутербродов живописцев, которые, вопреки глупым заблуждениям романтиков, увы, не могли обходиться только духовной пищей.

Надо сказать, что, опять-таки вопреки распространенным представлениям о Монмартре, здесь было не много знаменитых художников, а точнее, совсем не было. И с французскими мастерами кисти тоже выходила напряженка: за мольбертами сидели Самвел из Еревана, Виктор из Ленинграда, Ахмед из Измира, Салим из Триполи и прочие ингредиенты многонационального коктейля под названием «Найти счастье в Париже»…

Раскаленные жаровни с каштанами и газовые обогреватели на открытых площадках возле многочисленных кафе притягивали десятки озябших гостей Вечного города.

Два молодых человека, дружески беседующих за крохотным столиком уличного кафе «На Монмартре», сидели достаточно далеко от обогревателя, а потому грели ладони о кофейные чашечки.

– Я ведь оказался оторван от дома, а здесь очень трудно найти отзывчивого человека. Да и никто не любит выслушивать чужие проблемы, – покусывая губу, говорил младший, которого собеседник называл Родионом. Он был высок, строен, с длинными, до плеч, волосами и пушистыми бакенбардами. Свободная одежда студиозуса, круглые очки в проволочной оправе. Он походил на француза и прекрасно говорил по-французски. А еще больше он был похож на своего отца в молодости. Только для полного сходства ему следовало снять очки, сбрить бакенбарды и привести прическу в соответствие с уставной нормой.

– Возвращаться назад я не хочу, а здесь возникли неожиданные сложности… Даже не сложности, а шероховатости…

Нет, внешне все хорошо, но разговоры об аспирантуре как-то сами собой прекратились, будто этого и не было в планах…

Его собеседник, которого Родион называл Бобом, внимательно слушал и сочувственно кивал. Он выглядел лет на пять—семь постарше. Тоже высокий, с умилявшей девушек ямочкой на квадратном подбородке боксера, с глубоко посаженными глазами и резкими носогубными складками, он напоминал героя голливудского вестерна. И он тоже был очень похож на своего отца.

– Я оказался в критическом положении, – продолжал Родион. – У меня вроде были друзья, девушки, но, когда я потерял успешность, все как-то незаметно отошли в сторону…

– Это обычное дело, – печально улыбнулся Боб.

Он знал, что Родион похож на отца, потому что видел фотографии. А Родион, естественно, ни о каком внешнем сходстве Боба с родителем и не догадывался.

– Но знаешь, Родион, я был прав: нас свел не случай, а судьба. И я помогу тебе, чем могу…

– Вы?! Поможете? Но почему? Мы видимся второй раз в жизни!

Родион удивленно рассматривал своего нового знакомого. Тот был одет строго и респектабельно, как и подобает корреспонденту серьезного издания.

– Это ничего не значит. Я напишу статью об этой истории. И прослежу вашу жизнь в России и здесь. До вашей семейной трагедии и после. Это будет серия очерков, они пойдут на первую полосу и принесут мне солидные гонорары…

– Ах, вот оно что! – Родион перестал удивляться и кивнул. Объяснение было вполне понятным и ставило все на свои места. – Что ж, со своей стороны я готов вам содействовать, чем смогу…

– Вот и прекрасно! Я помогу вам, а вы поможете мне. Кстати, у меня появилась интересная мысль! Через несколько лет вы можете вернуться в Москву и собрать материал для продолжения моих очерков!

Родион задумчиво почесал затылок.

– Но… Это может быть опасно… Не исключено, что меня арестуют, как и родителей…

– Нет, мы все продумаем… Думаю, моя газета сможет выхлопотать вам вид на жительство, и вы выберете себе французское имя… А с новыми документами вам ничего не грозит! К тому же мы хорошо платим, вы сможете нанять лучших адвокатов и добиться пересмотра дела…

– Да, пожалуй…

– Кстати, не зайти ли нам пообедать? Во-о-он, видите, напротив – «Кабачок мамаши Катрин»? Там очень мило…

– С удовольствием, честно говоря, я проголодался. Но… Там ведь, наверное, дорого?

Боб рассмеялся.

– Ерунда, у меня есть деньги. Сегодня я угощаю. Только когда вы разбогатеете, пригласите меня в «Максим»!

– Согласен!

Родион улыбнулся. Настроение у него улучшилось.

Через минуту Боб, обнимая своего нового друга, вел его обедать, просвещая на ходу:

– Этот кабачок – о! целая история. Он основан аж в тысяча семьсот девяносто третьем году!

Отношения между новыми знакомыми налаживались и укреплялись. По плану они должны перерасти в дружбу. С учетом того, что каждый копировал своего отца, так и должно будет случиться.

* * *

17 июля 2005 года, Колпаково, Московская область

– И стали мы его с Кульком выслеживать, – степенно рассказывал Архипыч, время от времени прихлебывая виски из специального – широкого и низкого, как полагается, стакана.

Он стал солидней, вальяжней, приобрел манеры лектора почившего в бозе общества «Знание» и донашивал фирменную одежду своего хозяина. Словом, узнать его, прямо скажем, было трудно.

Вообще, в деревне за последние годы многое изменилось. Вместо мордатого московского бизнесмена Окорока, который первым начал здесь строиться и развращать селян, пока его не застрелили – не за это, конечно, а за какие-то другие грехи, понаехало полтора десятка других Окороков, возвели красно-белокаменные дворцы с бассейнами, гаражами и площадками для барбекю, образовали здесь свое бизнес-сообщество, обратив колпаковцев в высокооплачиваемую прислугу, чем обнищавшие труженики полей были очень довольны, как и районная статистика, бесстрастно зафиксировавшая резкий рост уровня жизни сельского населения, несомненно свидетельствующий о возрождении российской деревни.