Я жду новой порции криков и упреков. Но Дастин молчит. Он вдруг медленно протягивает руку и касается моих волос. Заводит за ухо выбившуюся прядь. Дотрагивается до моего плеча - невесомо, аккуратно, будто боясь, что его пальцы могут оставить на мне след.

Его глаза блестят.

Я никогда не видела, чтобы Дастин Лестерс плакал. Но сейчас по его щеке течет слеза, за ней - другая, и он пытается стереть их. А потом и вовсе закрывает лицо широкой ладонью - на какое-то мгновение. Не хочет, чтобы я видела его слезы.

- Дастин, - шепчу я, понимая, что и сама на грани.

- Прости меня, - вдруг говорит он.

- За что?..

- Прости, что не смог помочь тебе. Прости, что не узнал раньше. Прости, Санни. Малышка, прости меня, - твердит он, опустив голову и плечи. - Я не хотел, чтобы все закончилось так. Не хотел, чтобы тебе было так больно.

Поддавшись порыву, я обнимаю его, прячу лицо на его груди, молча сжимаю ткань его футболки на плечах, и на моих глазах тоже появляются слезы. В его словах слишком много боли.

- Ты не должен ни за что извиняться, - шепчу я. - Это я виновата. Только я. Это мой выбор. Я оставила тебя. Бросила. Обманула. Но я скучала по тебе каждый день. Мыслями я всегда была с тобой. Я... Ты очень дорог мне, Дастин, очень.

Дастин крепко прижимает меня к себе. А я, уткнувшись ему в грудь лицом, плачу, ненавидя себя за каждую слезу, но остановиться не могу. Он гладит меня по волосам, целует в висок и шепчет что-то успокаивающее, а я все плачу, и плачу. Все те слезы, которые я сдерживала этот год, прорываются наружу. И я ничего не могу с ними поделать.

Он нежно целует меня в скулы, щеки, подбородок, а потом - в губы. Я чувствую солоноватый вкус собственных слез на своих губах и отвечаю Дастину.

В этом поцелуе нет страсти или огня. В нем - тонна воздушной нежности: легкой, прозрачной, сияющей. Это поцелуй, похожий на солнечный зайчик, скользящий по губам. На дуновение морского ветра. На блики на воде. Невесомо и аккуратно. Ласково.

Мое лицо мокрое от слез, и футболка Дастина - тоже.

- Моя рыжая девочка, огненная малышка, - тихо-тихо шепчет он. - Не знаю, что ты пережила. Но я знаю, что ты - очень сильная. Ты сможешь выбраться из этого дерьма. Я помогу тебе. Слышишь?

Мне очень больно, и он это понимает. Я благодарна ему за то, что он сейчас рядом, но я также знаю, что не имею права удерживать его рядом с собой.

И отстраняюсь.

- Ты ничем не сможешь помочь, Дастин, - улыбаюсь я сквозь слезы. - У меня договор. Мунлайт оплачивает лечение моих родных, я пою за Диану. И то, что я тебе сейчас говорю об этом - уже нарушение этого договора. Никто не должен узнать правду. Поэтому я отказалась от своей прежней жизни - чтобы никто ничего не узнал. Понимаешь?

Мои глаза лихорадочно блестят.

- Я сам обо всем узнал. Ты ничего не рассказывала, ничего не нарушала, - отвечает Дастин, хмурясь. - И если я расскажу другим, ты ничем не нарушишь ваш договор.

Меня будто пронзает копьем, отлитым из страха и обрывков ночи.

- Нет! - хватаю я его за руки. - Нет, Дастин! Ты не должен говорить об этом - никому и никогда. Пожалуйста. Боже, нет! - Я нервным движением убираю волосы назад. - Дастин, об этом нельзя говорить. Нельзя, нельзя! Это уничтожит нас всех. Я прошу тебя - молчи. Умоляю...

Дастин чувствует, как дрожат мои пальцы, и его зрачки расширяются.

- Санни, ты... Ты так и хочешь прожить всю жизнь? - спрашивает он. - Хочешь остаться безымянным голосом Дианы Мунлайт? Ты настолько свыклась с несправедливостью?

- Ты не понимаешь, - говорю я, боясь снова заплакать. - Тетя и брат пострадали из-за какого-то богатого подонка, который деньгами закрыл всем рты - даже полиции. Мунлайт - это все, что у меня сейчас есть. На их деньги живут мои родственники. Их деньги покрылась страховка, которой не было. На их деньги они смогли выжить. И они помогут мне, если тот подонок попытается что-то сделать тете и брату. - Я крепко сжимаю зубы. Страх и ярость не отпускают меня.

- Я дам тебе денег, - упорствует Дастин. - Конечно, я не так богат, как Мунлайты, но у меня тоже есть деньги. Я получил гонорар за последний фильм.

- Петь за Диану - это моя работа. Это мой выбор, сколько я могу повторять?

- Ты могла сразу прийти ко мне. И я бы тебе помог. Я бы не оставил тебя! - снова повышает голос Дастин. И снова в его потемневших глазах - молнии.

- Если бы у меня не было выбора, если бы я сама не смогла заработать, я бы пришла к тебе. И ползала бы на коленях перед тобой. Или перед Кристианом Уилшером. Да перед кем угодно. Но я сама, понимаешь? - мой голос гаснет. Становится тише и глуше. - Это был последний оплот моей гордости. Не гордыни, гордости - самоуважения и чувства собственного достоинства. Глупо, да, что я хотела сохранить в себе это?

- Я бы не бросил тебя, - твердит Дастин упрямо. - И тебе не пришлось бы проходить через все это.

- Тогда через что нам пришлось бы пройти? - поднимаю я на него глаза. - Как бы мы жили? Не было бы в тебе мысли, что я с тобой только ради денег? Или из чувства благодарности за спасение близких? Нет, Дастин, я не хотела надевать на тебя такие оковы. Ты этого не заслужил.

- Какая же ты глупая, Санни Ховард. - Его взгляд словно кинжал. Ранит мою душу.

- Ты никому не расскажешь о том, что узнал. Иначе... иначе я просто не выдержу, - прошу его я. Я не давлю на жалость - сейчас я как открытая книга. Честна до самого конца. Во всем.

Для Дастина эти слова будто пощечина.

- Я понял тебя, Санни, - успокаивает меня он. - Понял.

- Должно быть, я слишком жалкая в твоих глазах, - с горечью говорю я. - Прости, что разочаровала. Прости, что заставила страдать.

Он целует меня на прощание в лоб, задержавшись губами на пылающей коже. И уходит.

Печать тайны сорвана. Но я не чувствую облегчения. Я чувствую лишь безысходность и боль.

Тайна - моя. И впредь

Запомни: костер - тоже мой.

На нем буду я гореть.

А ты - обойди стороной.

Лучше быть злой королевой, чем несчастной.

За завтраком Елена, как и всегда, одна.

Она сидит в большой и светлой столовой, выполненной в стиле Людовика XVI, задумчиво пьет кофе и читает в журнале «Айкон»[1] статью о королевской семье. В хрустале шикарных люстр сверкают солнечные блики.

Богатый интерьер, шикарная мебель, продуманность каждой детали - столовая дома Елены и Аарона Мунлайтов напоминает королевскую. Только вот хозяева дома здесь почти не бывают. Аарон практически никогда не ест дома - он всегда занят для этого. Елена только изредка завтракает. Все эти роскошь и изящество слишком утомляют ее. Слишком сильно напоминают об одиночестве.