Девушка открыла глаза и поглядела на Могучеродного. Он же какое-то время не мог говорить – в его душе радость боролось с печалью. Тогда Старейшина поднялся, снял со своей руки золотое кольцо и сказал:

– Это золотое кольцо божества Лика, я надеваю его на каждом народном собрании, соединяя народ с божеством. Сегодня я носил его в битве. Это священное кольцо. И раз уж вы решили обещаться друг другу, а я свидетель тому, то хорошо бы вам вместе взять это кольцо и призвать в свидетели божество, которое такой же родич Божества Земли, как и все мы. Могучеродный, возьми кольцо, я верю тебе. Из всех ныне живущих женщин этой женщине я желаю быть счастливой.

Могучеродный взял кольцо, просунул в него руку и, взяв руку девушки, произнёс:

– Предки, вы, божество Лика, божество Земли, Воин, будьте свидетелями в том, что жизнь моя и тело моё обещаны этой женщине – Наречённой из рода Вола!

Лицо его зарделось, когда он говорил, но, замолчав, он заметил, как слабо девушка держит свою руку. Лицо его осунулось, он робко посмотрел на неё. Но она лежала спокойно. Медленно, тихим голосом Наречённая произнесла:

– О, предки моего рода! О, Воин и божество Земли! Будьте же свидетелями в том, что я клянусь в верности этому мужчине: мне суждено лечь в его могилу, если я умру, и на его кровать, если буду жить.

Наречённая снова улыбнулась юноше, а затем закрыла глаза. Впрочем, она тут же открыла их и спросила:

– Дорогой друг, как же сегодня поживает Златогривый?

– Так хорошо, что нет никого, кто поживал бы лучше. Он бросался в бой, словно стал нашим предком Воином. Он великий вождь.

– Не передашь ли ты ему послание от меня? Напомни ему, чтобы он ни в коем случае не забывал о клятве, которой он поклялся на колечке, что лежало на солнечных часах в саду Лика. И скажи ему ещё: мне жаль расставаться с ним, жаль, что между нами встанут широкий дикий лес и горный хребет.

– Конечно, я передам ему твоё послание, – сказал Могучеродный, и сердце его возликовало, ведь он слышал: девушка говорит так, будто уверена, что останется в живых. Слабым голосом Наречённая произнесла:

– Теперь тебе нужно покинуть меня и заняться тем, что следует делать вождю народа и Старейшине Серебряной долины. Иди же, пока знахари не начали распекать меня. Прощай, мой дорогой!

Могучеродный прикоснулся щекой к её щеке и поцеловал девушку. Затем он выпрямился, обнял Железноликого и пошёл своей дорогой, не оглядываясь.

Сразу же за порогом он встретил старейшину Стражей Дола из дома Вола, который как раз собирался войти. Могучеродный по-дружески поприветствовал его. Старик спокойно посмотрел на него и сказал:

– Завтра или послезавтра я кое-что скажу тебе, о, вождь сынов Волка.

– В добрый час, – ответил ему Могучеродный, – ибо твои слова всегда правдивы.

И юноша вышел из дома и пришёл к Божественноликому, сидевшему у алтаря Кривого меча. Вожди уже вернулись с обеда и теперь сидели рядом с ним. Там же были Лесной Отец и Приручивший Лес. Лучница же осталась с Лучезарной, которая спокойно отдыхала на прекрасном лугу после всей суматохи.

Могучеродному уступили место возле военного вождя, который, взглянув ему в лицо, заметил, что тот серьёзен и не улыбается, хотя и не отягощён печалью. Божественноликий решил, что это должно быть связанно с Наречённой, и, ободрившись, принялся советоваться с остальными. Спокойные и дружеские речи произносились там, и никто не прекословил друг другу, ибо каждый в душе радовался.

Там были подобающим образом решены все дела на то время, а когда обсуждения подошли к концу, солнце уже село, и все разошлись по домам вождей вокруг рыночной площади.

Впрочем, хотя все ели с радостью на сердце и были радостны в беседах друг с другом, Сыны Волка ни в коем случае не хотели пировать в своём чертоге прежде, чем его почистят и вновь освятят.

На следующее утро сжигали убитых, с которыми положили тела четырёх вождей Великого Поражения. Павших отнесли к прекраснейшему лугу к западу от Серебряного города, где сложили высокий костёр. На этом лугу находились Кольцо Судьбы и тинг сынов Волка. Их освятили ещё после первого завоевания Серебряной долины, и место это считалось намного более священным, чем уже описанный Чертог Совета, в котором, на самом деле, не совещались. Скорее, это был пиршественный зал, в котором люди беседуют друг с другом и хранят драгоценности и знаки предков.

Луг, где проводился тинг, был покрыт густой травой и цветами. Мимо пробегал небольшой ручеёк, почти окружая это место кольцом, позади ручейка высилась прекрасная роща огромных древних дубов. Там и сожгли павших воинов, одев их в превосходные одежды. Пепел собрали, и жители Дола с пастухами решили оставить своих павших покоиться в Серебряной долине. Говорили, что у мёртвых есть право на такое гостеприимство, ведь они помогли отвоевать это место.

А когда сожжение завершилось, костёр потушили, а пепел собрали и погребли (а было это утром), знамёна Волчьей Пасти, Алой Длани, Серебряной Руки, Золотой Корзины, Зазубренного Меча и Волка Лесов с превеликой радостью и торжеством внесли в Чертог Совета и повесили над возвышением. Тогда, подставив солнцу диск ясного стекла, в священном очаге развели огонь, а потом все затянули пред знамёнами песню, и вот кое-что из того, что тогда пели воины:

На третий день по всей долине началось великое торжество. Освобождённые невольники пировали, и им прислуживали освободившие их воины, и невольники едва верили своим глазам – такая радужная жизнь открывалась пред ними.