с карими глазами, прямыми бровями и несколько длинноватым, прямым носом. Она беременна. Вслед за ней появляется подтянутый офицер с орденами и медалями на кителе. При желании в нем можно разглядеть сходство со Сталиным.

Мастема (обращаясь к девице). Назовите себя.

Она (слезливо). Перепрыгина я, Лидия Платоновна.

Мастема. А лет тебе сколько?

Лида (всхлипывая). Пятнадцать.

Мастема. И уже ребенка ждешь?

Лида (достает платок не первой свежести, вытирает слезы и сморкается). Да второй уже! Первый-то помер с год назад. Мальчик был.

Мастема (укоризненно). Что-то ты рано принялась за это дело. Тебе еще в куклы играть, а ты детей заводишь.

Лида (машет рукой). Дура я была, ему поверила. Он такой веселый был, пел на вечерниках, пел и плясал. А первый-то раз, когда случилось, я выпила малость, да, видать, больше, чем надо бы, а он шепчет, уедем, я тебя в столицы отвезу, все у тебя будет, что скажешь. И целует, и милует, и обещания дает. Тут я совсем закружилась, ноги-то раздвинула – и прощай, девка.

Мастема (осторожно). Значит, ты беременна, а он уехал?

Лида (ожесточенно). Только его и видели. Оставил меня с брюхом, и поминай как звали. Жениться обещал. Да не мне одной он, небось, сладко пел.

Мастема (кивает). Это правда. Таких немало.

Лида (с прежним ожесточением). Не русский он – грузин. Говорили мне, ты этим грузинам веры не давай и спать с ним не ложись, да я-то, дура, верила, он пусть и грузин, но не такой. Он старый, ему, считай, под сорок, я думала, нагулялся, кобелина грузинский, со мной теперь будет. Да что я видела в жизни этой? Курейку видела да реку, и ничего больше. А он толковал, скоро-де все переменится, увезу я тебя. Ага, увез. Привез он мне (хлопает себя по животу). Иона, старший мой брат, я бы, говорит, башку ему проломил и в Енисей его. И меня честит на чем свет. Ты, говорит, бл…дь малолетняя, что с ним спала. А мне что сказать? Одни слезы.

Мастема (указывая на Сталина). Посмотри на этого человека. Это он?

Лида (кричит). Он, он! Только старый. (Подходит к нему.) Об-манул?! Сбежал?! Двух рублей за все время не прислал. Сердца у тебя нет, рябой ты черт! Да как ты врал мне бессовестно! И женюсь, и уедем, и жить будем в большом доме… Не помнишь? А ты вспомни!

Сталин (примирительно). Зачэм кричишь? Нэ кричи. Родишь, вырастет советский человек. Кто там его отец, товарищ Сталин или Иванов-Петров, нэ имеет значения. Сын страны. Дочь Отчизны.

Офицер (выступая вперед). Я вырос, отец. Я тебя люблю и как отца, и как Верховного главнокомандующего. Как товарища Сталина, вождя прогрессивного человечества.

Сталин (одобрительно). Молодец. Как зовут?

Офицер. Александр.

Сталин. Молодец, Саша. Но я хочу тэбе сказать, тэбе и вот этой (указывает на Лиду). Ты знаешь, кто твой отец, и это хорошо. Но об этом лучше тэбе будет молчать, а то совсем будет нехорошо.

Александр (послушно). Никогда никому, папа… товарищ Сталин.

Сталин (Лиде). Видишь, какого тэбе умного сына Бог послал. (Смеется.) Бог и товарищ Сталин. Живи тихо, и Родина (смеется) тэбя не забудет. Я правду говорю. Твой дом в Курейке, где я жил, не только сберегли. Вокруг него пантеон построили. Музей товарища Сталина. И статую товарища Сталина в десять метров высотой поставили. И ты гордись, что от меня ребенка ждешь. У нас, в Москве, на демонстрациях первого мая и седьмого ноября женщины кричат – хочу ребенка от Сталина! Они хотят, а досталось тэбе. (Смеется.)

Александр (поколебавшись). Разрешите доложить, товарищ Сталин!

Сталин (кивая). Докладывай.

Александр. Вашу статую в декабре шестьдесят первого сняли с пьедестала и утопили в проруби на Енисее.

Сталин мрачнеет. Кто-то из присяжных, кажется, Варлам, громко шепчет – рыб только пугать этим истуканом.

Александр. Музей сгорел.

Сталин (с ненавистью). Это все Никита… Шени гамздели па-трони мовтхан![65]

Апостол Петр (с силой ударив молотком). Опять?! Отвратительное ругательство. Последнее тебе предупреждение. Свидетели свободны. Защитник, ты готов?

Амалиэль (в некоторой растерянности). Подсудимый известил меня, что отказывается от защитника. Вот что он пишет (читает). Ввиду необъективности суда считаю защиту бесполезной. Намерен обжаловать приговор в высшей судебной инстанции.

Апостол Петр (неодобрительно качает головой). Какая высшая? Выше только Бог. Еще заседатели своего слова не сказали, а он уже знает, что суд необъективен. (Ссожалением.) Когда-то он познал пути правды, но, познав, пренебрег переданной ему святой заповедью. Что думают присяжные?

Дитрих (сдержанно). Пока мы слышали доводы и свидетельства со стороны обвинения. Они убедительны. Но, возможно, у защиты есть свои доводы и свои свидетельства, которые покажут нам подсудимого с другой, лучшей стороны. У меня в гитлеровском трибунале был судья, был прокурор, оба эсэсовцы, но не было защитника, хотя его присутствие не повлияло бы на приговор. Ночью меня судили, утром казнили. Но здесь уже звучало слово «процедура», и я хотел бы, чтобы она была соблюдена безо всяких исключений. Даже самый последний злодей надеется на милосердие. Почему ж мы откажем ему (указывает на Сталина) в этой надежде?

Сталин презрительно усмехается.

Вениамин (тихо). У меня был замечательный адвокат, Гурович Яков Самуилович. Он сделал что мог, и даже больше того. Иное дело, что спасти меня было невозможно – власти нужна была жертва. Но я знаю, сколь многое может сделать защитник.

Варлам (ожесточенно). Не хочет и не надо. Меня три раза судили сталинским судом безо всяких адвокатов и отправили погибать на Колыму. Я выжил тогда вопреки всему. (Указывает на Сталина.) Он миллионы погубил. Нерон в сравнении с ним – приготовишка. И ему – защитника? Это было бы несправедливо по отношению к тем, кого он убил.

Федор Петрович (негромко). Но мы же не мстить ему собрались здесь. Die Rache ist mein; Ich will vergelten, spricht der Herr[66].

Варлам (твердо). Справедливость кончается там, где убивают невинных.

Максимилиан (с неменьшей твердостью). У справедливости нет границ.

Мать Мария (как бы про себя). И разбойник на кресте покаялся…

Варлам (почти кричит). Нет! К нему это неприменимо!

Апостол Петр (рассудительно). Мы для того и собрались здесь, дабы решить: окончательно ли отправить его в мрак вечной тьмы или, выслушав защитника, принять другое решение.

Амалиэль (решительно). Сразу, чтобы покончить… Да, право на защиту имеет каждый. И добросовестный защитник – какой был, к примеру, у владыки Вениамина – должен приложить все силы, чтобы найти в жизни подзащитного какие-то привлекательные светлые стороны. (Потирает лоб.) Впрочем, об