Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В одиннадцатый день октября 1865 года сумма в две тысячи фунтов должна быть передана МИСС АННЕ УЭДЕРЕЛЛ, уроженке Нового Южного Уэльса, МИСТЕРОМ ЭМЕРИ СТЕЙНЗОМ, уроженцем Нового Южного Уэльса, свидетелем чему выступает МИСТЕР КРОСБИ УЭЛЛС.
Анна с растерянным видом взяла из его рук дарственную – она была почти неграмотна и не надеялась с первого же взгляда понять смысл слов. Девушка знала алфавит и могла разобрать напечатанную строчку, если трудилась над нею очень медленно и при хорошем освещении. Однако задача эта давалась ей с трудом, и ошибкам не было числа. Но внезапно девушка так и вцепилась в бумагу и, потрясенно охнув, поднесла ее к самым глазам.
– Я могу это прочесть, – прошептала она еле слышно.
Девлин не знал, что Анна читать не обучена, и заявлению ее не удивился.
– Я нашел этот документ в плите Кросби Уэллса на следующий день после его смерти, – сообщил священник. – Как видите, речь идет об огромной сумме, тем более что это завещательный дар, и, признаюсь, я не вполне понимаю, что с этим делать. Должен сразу предупредить вас, что с юридической точки зрения документ не имеет силы. Мистер Стейнз не скрепил его своей подписью, что, в свою очередь, делает подпись мистера Уэллса недействительной. Свидетель не расписывается прежде принципала.
Анна молчала и не отводила глаз от дарственной.
– Вы видели этот документ прежде?
– Нет, – отозвалась девушка.
– Вы знали о его существовании?
– Нет!
Девлин встревожился: голос Анны сорвался на крик.
– Что не так? – спросил он.
– Я просто… – Она поднесла руку к горлу. – Можно у вас кое-что спросить?
– Конечно.
– А вы когда-нибудь… ну то есть на своем опыте… – Анна прервалась на полуслове, закусила губу и начала снова: – Вы не знаете, почему я могу это прочесть?
Священник заглянул ей в глаза:
– Боюсь, я не вполне понимаю.
– Я толком не умею читать, – объяснила Анна. – Ну то есть, я могу разобрать последовательность букв, я распознаю этикетки и вывески, но скорее по памяти, я ж их каждый день вижу. Газету от начала до конца мне ни за что не прочесть. У меня на это невесть сколько часов уйдет. Но вот это… я прочитываю. Без малейших усилий. В мгновение ока.
– Тогда прочтите вслух.
Анна без запинки зачитала дарственную.
Девлин нахмурился:
– Вы уверены, что прежде этого документа не видели?
– Совершенно уверена, – подтвердила Анна.
– Вы знали, что мистер Стейнз намеревался подарить вам две тысячи фунтов?
– Нет, – покачала головой она.
– А как насчет мистера Уэллса? Вы с мистером Уэллсом об этом не говорили?
– Нет, – заверила Анна. – Повторяю: я эту бумагу впервые вижу.
– Может быть, если вам о ней упоминали, но вы просто позабыли… – предположил Девлин.
– Такой чертовой прорвы деньжищ я не позабыла бы, – возразила Анна.
Девлин помолчал, не сводя с Анны глаз. А затем промолвил:
– Есть много историй о детях, у которых были няни-иностранки и которые, проснувшись в один прекрасный день, начинали бегло говорить по-голландски, или по-французски, или по-немецки, или как угодно еще.
– У меня никогда не было няни.
– …Но я в жизни не слыхивал, чтобы у человека внезапно прорезалось умение читать, – докончил он. – Это в высшей степени необычно.
В голосе священника звучали скептические нотки.
– У меня никогда не было няни, – повторила Анна.
Девлин выпрямился в кресле.
– Мисс Уэдерелл, – промолвил он, – ваше имя фигурирует во множестве нераскрытых преступлений, включая возможное убийство, и мне наверняка нет нужды напоминать вам, что разбирательство в Верховном суде – это дело серьезное. Давайте поговорим доверительно и со всей откровенностью.
Он указал на документ в Анниной руке:
– Эта дарственная была написана за три месяца до исчезновения мистера Стейнза. Она составляет ровно половину наследства Уэллса. Мистер Уэллс умер в тот же самый день, как мистер Стейнз пропал бесследно, и наутро после его смерти я обнаружил бумагу в его плите. Все эти события явно как-то связаны, и законовед, в отличие от меня, сможет докопаться до сути. Если вы оказались в затруднительном положении, может быть, я сумел бы вам помочь, но как я вам помогу, если вы чего-то недоговариваете? Прошу вас, доверьтесь мне и расскажите все, что знаете.
Анна нахмурилась.
– В бумаге ничего не сказано про наследство Уэллса, – промолвила она. – Тут же речь идет о деньгах Эмери, а не Кросби.
– Вы правы, но вряд ли золото, обнаруженное в хижине мистера Уэллса, действительно принадлежало мистеру Уэллсу, – объяснил Девлин. – Понимаете, там нашли не самородное золото, металл был переплавлен и отлит в такие вот брусочки. Все они помечены клеймом, и по клейму банк отследил происхождение золота: оно было добыто на руднике, принадлежащем мистеру Стейнзу. На «Авроре».
– Как-как? – не поняла Анна.
– На «Авроре», – повторил Девлин. – Так рудник называется.
– Ох, – вздохнула она.
Девушка была явно сбита с толку; преисполнившись жалости, Девлин объяснил все сначала, на этот раз медленнее. На сей раз Анна поняла:
– То есть состояние на самом деле принадлежало Эмери?
– Вероятно, – осторожно отозвался Девлин.
– И он намеревался отдать мне ровно половину!
– Из этого документа вроде бы со всей очевидностью следует, что мистер Стейнз намеревался отдать вам две тысячи фунтов и что мистер Уэллс в ночь на одиннадцатое октября знал об этом его намерении и, по-видимому, даже его одобрил. Но, как я уже вам сказал, дарственная недействительна: мистер Стейнз ее так и не подписал.
– А что, если бы подписал?
– До тех пор, пока мистер Стейнз не отыщется, боюсь, поделать тут ничего нельзя, – отозвался Девлин. С минуту он глядел на девушку и наконец выговорил: – Я принес вам этот документ далеко не сразу, и за это, мисс Уэдерелл, я прошу у вас прощения. Причина же просто-напросто в том, что я ждал возможности переговорить с вами наедине, а как вы сами знаете, такую возможность найти куда как непросто.
– Кто еще знает об этой бумаге? – внезапно спросила Анна. – Кроме вас и меня.
Девлин замялся.
– Начальник тюрьмы Шепард, – ответил он, решившись говорить правду, но не всю. – Я обсудил с ним это дело где-то с месяц назад.
– Что он сказал?
– Он решил, это какая-то шутка.
– Шутка? – убито переспросила она. – Что за шутка такая?
Девлин потянулся к ее руке, слегка сжал ей пальцы в знак сочувствия: