Эти медицинские инструменты оказались в Зимнем дворце во второй половине 1820-х гг., когда Николай I, переехав в главную императорскую резиденцию, начал собирать мемориальные вещи, связанные со столь чтимым им Петром I. В 1830-х гг. эти мемориальные вещи были сведены в опись, опубликованную в 1837 г. В ней перечислены 1500 предметов, принадлежащих Петру I. Среди них, кроме медицинских инструментов, упоминается «Баночка, заключающая 8 зубов, рваных рукой Петра I».[1367]

В мемуарах императрицы Екатерины II имеется несколько ярких «стоматологических эпизодов», относящихся ко второй половине 1740–1750-х гг. Эпизоды, по большому счету, самые банальные: «Дорогою у меня страшно разболелись зубы… граф Гендригов, состоявший при мне в должности камердинера, хвалился сестрице, что он разом меня вылечит. Та сказала о том мне, и я согласилась попробовать его лекарства, тем более что не видала в нем ничего существенного и скорее считала его шарлатанством. Он тотчас вышел в другую комнату и принес оттуда крошечный сверток бумаги, который я должна была положить на больной зуб и жевать. Только что я это сделала, зуб мой разболелся еще сильнее, и я принуждена была лечь в постель. Меня принялась бить такая лихорадка, что я себя не помнила… Десять либо двенадцать дней я пролежала в постели; и зубная боль моя возобновлялась ежедневно после обеда, в один и тот же час».

Как мы видим в этом эпизоде, несмотря на острую боль в зубе великой княгини, жены наследника трона, рядом с ней так и не обозначился квалифицированный зубной врач, который мог бы помочь ей своими профессиональными знаниями и умениями. Великая княгиня была вынуждена довольствоваться рекомендациями человека категорически далекого от медицины, которого она сама считала «шарлатаном». Из этого эпизода складывается впечатление, что зубных врачей при Императорском дворе в 1750-х гг. просто не было.

Другой эпизод очень колоритен, поскольку показывает не только, как осуществлялись зубоврачебные операции в императорской резиденции, но и кто их выполнял: «15 декабря мы поехали назад из Москвы в Петербург. Мы ехали день и ночь в открытых санях. В середине дороги у меня опять страшно разболелись зубы, но, не смотря на то, Великий князь не позволял закрыть сани… Только что вышедши из саней, я поспешила в отведенные нам комнаты и послала за Боергавом,[1368] первым медиком Его Высочества, племянником знаменитого. Я просила его вырвать мне этот зуб, который не давал мне покою уже четыре или пять месяцев. Он не соглашался, но я решительно настаивала. Наконец он велел позвать моего лейб-хирурга Гиона.[1369] Меня посадили на пол; Боеграв держал с одной стороны, Чеглокова с другой, и Гион выдернул мне зуб, но в ту минуту как он дергал, изо рту у меня хлынула кровь, из носу потекла вода и из глаз слезы. Боеграв, обыкновенно судивший очень здраво, воскликнул при этом: „Экой неловкий!“ И когда ему подали зуб, сказал: „Я именно этого боялся и оттого не хотел, чтобы его вырывали“. Вместе с зубом Гион оторвал часть десны, приросшей к зубу. Императрица стояла у дверей моей комнаты, в то время как мне рвали зуб. После я узнала, что она очень сожалела обо мне и даже плакала. Меня уложили в постель… Я очень страдала в течение слишком четырех недель, и вышла из комнаты не раньше половины января 1750 года, потому что на щеке у меня долго оставались отпечатанные все пять пальцев господина Гиона в виде синих и желтых пятен».[1370]

Видимо, это событие врезалось в память императрице, если спустя более чем 30 лет, она столь живо вспоминала о нем. Что касается причины операции, то, скорее всего, она была связана с формированием одонтогенного остеомиелита (гнойного воспаления кости), возникшего вследствие запущенного, не леченного кариеса. Судя по тому, что состояние Екатерины Алексеевны улучшилось и не возникло дальнейших гнойных осложнений, операция на челюсти была выполнена своевременно.[1371]

Обращают на себя внимание несколько деталей: во-первых, зубные боли мучили великую княгиню, по ее словам, 4 или 5 месяцев (Екатерине в то время шел 21 год); во-вторых, операция была проведена только после неоднократных и настойчивых просьб со стороны больной; в-третьих, зубоврачебная операция была проведена буквально «на полу», при этом хирург не проявил должной квалификации, вырвав зуб вместе с частью десны; в-четвертых, послеоперационный период (включая косметологические последствия) занял почти целый месяц. И, наконец, зуб вырывал придворный хирург. Такой уровень зубоврачебной помощи в императорской резиденции приводил к катастрофическим (с современной точки зрения) потерям, поскольку речь шла о зубах молодой женщины.

Вот еще один характерный «стоматологический эпизод» из записок императрицы: «У меня сделался флюс на обеих щеках, или, по крайней мере, я так воображала себе, но после нескольких дней боли у меня выпали четыре больших зуба, с каждой челюсти по два крайних». Екатерина II упоминает об этом эпизоде мимоходом, как о совершенно обыденном, рядовом событии. Вероятно, все эти эпизоды соответствуют действительности (это не политические интриги), и мы видим, что на протяжении 2–3 лет будущая императрица в возрасте едва за двадцать лет лишилась пяти зубов.[1372]

Став императрицей, Екатерина II, видимо, не забыла удручающих «стоматологических эпизодов» своей молодости и при ее дворе появились зубные врачи. Вероятно, приглашенные зубные врачи начали появляться в Зимнем дворце уже в 1760-х гг. В то время за зубами уже старались ухаживать и на их состояние обращали внимание. Например, граф Ф. Г. Головкин вспоминал, говоря о подраставшем великом князе Павле Петровиче, что «его очень большие зубы были так белы и ровны, что рот от этого казался почти приятным».[1373] По крайней мере, точно известно, что когда родились первые внуки Екатерины II – великие князья Александр (1777 г.) и Константин Павловичи (1779 г.), то в их штат буквально с младенчества, наряду с придворными врачами, включили и зубного врача. Таким образом, достоверно известно, что в придворном штате зубные врачи появились во второй половине 1770-х гг.