ходит с нами на дело – он выше подобных низменных материй, – но ему нравится моя компания, когда я сижу дома и не слишком шевелюсь. За исключением тех случаев, когда моя компания ему надоедает, тогда он отправляется бродить.

Начертив мелом круг, я закрыл глаза, взял в руку шерсть малка и начал строить картинку, используя в качестве модели Мистера. Я видел малков пару раз, и большинство из них носили боевые шрамы, подобные тем, которыми так гордился Мистер. Однако малки не совсем похожи на кошек. У них другая форма головы и более грубая, жесткая шерсть. Пальцев на лапах на один больше, чем у кошек, а сами лапы шире, однако двигаются малки совершенно по-кошачьи.

– Noctus ex illumines, – пробормотал я, когда картинка четко зафиксировалась в сознании: трое безобразных, покрытых боевыми шрамами поджарых малков, шествующих по своим неотложным делам. Затем наполнил чары энергией и медленным, осторожным движением нарушил круг.

– Работает? – тихо спросила Гард.

– Ага, – ответил я, сосредоточившись на иллюзии и не открывая глаз. Пошарил вокруг, нащупал широкую спину Мыша и положил руку на его мех. – Хватит отвлекать меня. Иди.

– Очень хорошо. – Она отрывисто втянула воздух и что-то произнесла. Раздался щелчок, и вспыхнул свет. – Руна активна, – сказала Гард. Она положила руку мне на плечо. Малки не пользуются освещением, поэтому фонарик несколько подпортил бы впечатление, которое мы пытались произвести. Придется идти в темноте. – У нас есть около пяти минут.

Я крякнул, и мы пошли вперед, следуя за Мышом. Несмотря на темноту, я не решался открыть глаза. Отвлекись я хоть на миг от картинки в голове – и она разлетится на клочки, словно туалетная бумага в ураган. Поэтому я шагал, сосредоточившись и отчаянно надеясь, что все получится.

Я не мог высвободить мозговые ресурсы для счета, однако, по моим ощущениям, мы шагали не менее получаса, и я уже собирался спросить Гард, миновала ли опасность, когда менее чем в футе от моего левого уха нечеловеческий голос произнес на чистом английском:

– Каждый день приходят новые когти. Мы голодны. Следует разорвать обезьяну на куски, и дело с концом.

Я так испугался, что чуть не сел на задницу, но картинку в голове удержал. Прежде мне доводилось слышать беседы малков, тревожные интонации и странные модуляции их голосов, и этот звук лишь усилил изображение в моем сознании.

Со всех сторон посыпались одобрительные и пренебрежительные комментарии на ленивом, малковском английском. Их здесь было не меньше двадцати. Маленькая орда.

– Терпение, – произнес другой малк. Судя по его тону, этот разговор повторялся уже в миллионный раз. – Пусть обезьяна думает, что запугала нас и заставила стать ее стражами. Она охотится на территории чародея. Чародей придет, чтобы встретиться с ней. Эрлкинг осыплет нас почестями, когда мы принесем голову чародея.

Круто. Да я знаменитость!

– Я устал ждать, – отозвался третий малк. – Давайте прикончим обезьяну и ее жертву, а затем выследим чародея.

– Терпение, охотники. Чародей сам явится к нам, – сказал первый малк. – Очередь обезьяны придет, когда мы уничтожим чародея. – В его голосе отчетливо слышалось удовольствие. – И его маленькую собачку.

В груди Мыша вновь что-то неслышно зарокотало. Я почувствовал, как едва ощутимое эхо отдалось в спине пса. Но он продолжал идти, и мы миновали участок туннеля, занятый малками. Бесконечное число минут и несколько поворотов спустя Гард выдохнула сквозь зубы и сказала:

– Их было больше двадцати.

– Да, я тоже заметил.

– Думаю, мы прошли.

Я со вздохом отпустил изображение, которое удерживал в голове, и засветил амулет. Точнее, попытался отпустить изображение. Открыв глаза, несколько раз моргнул, однако моя голова уподобилась телевизору на витрине, который слишком долго показывал одну и ту же картинку. Я посмотрел на Мыша и Гард – и с большим трудом стряхнул образ диких малков с приплюснутыми головами, которых столь неистово воображал.

– У тебя есть еще одна из этих рунических штуковин? – спросил я.

– Нет, – ответила Гард.

– На обратном пути придется проявить изобретательность.

– Еще рано об этом беспокоиться, – сказала она и вновь зашагала вперед.

– Сейчас самое время. Когда мы вызволим девушку, придется возвращаться с ней. Господи, ты что, вообще не читала Джозефа Кэмпбелла?[4]

Она дернула плечом:

– Гренделеныши – сильные противники. Драться придется насмерть. Поэтому шансы, что на обратном пути придется тревожиться о малках, составляют пятьдесят на пятьдесят. Зачем тратить усилия заранее?

– Возможно, тебе это покажется безумным, но, когда строишь большие планы – например, вернуться обратно на поверхность, – чуть легче справляешься с маленькими. Например, с дыханием.

Подняв руку, Гард сказала:

– Подожди.

Я замер, прислушиваясь. Мыш тоже остановился, втягивая носом воздух, его уши тихо поворачивались, словно небольшие радары, но он не выказывал признаков того, что ощущает затаившуюся опасность.

– Его логово близко, – прошептала Гард.

Я выгнул бровь. Туннель выглядел точно так же, как несколько секунд назад.

– Откуда ты знаешь?

– Чувствую, – ответила она.

– Ты это умеешь?

Гард двинулась дальше:

– Да. Именно так я узнала, что он проник в город.

Я стиснул зубы:

– Было бы очень мило, если бы ты хоть иногда задумывалась о возможности обмена информацией.

– Здесь недалеко, – сказала она. – Мы можем успеть. Идем.

Я почувствовал, как брови ползут вверх. В вопросах чисто физического обоняния Мыш на голову превосходил нас обоих, а он явно не ощущал враждебного присутствия. Мои собственные чувства настроены на всевозможные сверхъестественные энергии, и я был настороже с того момента, как мы спустились в Подземье. Однако никакие шевеления не выдавали недоброжелателя.

Если знание – сила, то незнание – слабость. В такой работе, как моя, незнание может убить. Гард ни словом не обмолвилась о мистической связи между ней и этой тварью, но я не находил более простого объяснения тому, что она способна ощущать ее присутствие, а я – нет.

Проблема заключалась в том, что подобные связи обычно работают в обе стороны. Если она могла почувствовать гренделеныша, то, скорее всего, и он мог почувствовать Гард.

– Эй, погоди, – сказал я. – Если эта штука знает, что мы идем, не стоит нестись сломя голову.

– Нет времени. Он почти готов к спариванию, – рявкнула она, снимая топор с плеча. Затем вытащила из вещмешка что-то вроде сигнального факела и отшвырнула мешок в сторону.

Потом запрокинула голову и испустила яростный, вызывающий клич. Звук был таким громким, таким грубым, таким первобытным, что казался нечеловеческим. Не слово, но вой, отчетливо выражавший ярость Гард, ее презрение к опасности, к жизни – и к смерти. Этот боевой клич напугал меня до чертиков, а ведь я ничего плохого не