еврейским населением. Сионисты ожидали, что новые хозяева Палестины будут прежде всего заботиться о соблюдении принципов Декларации Бальфура; но большинство британских офицеров не поддерживали официальную политику своей страны, даже если понимали, какие обязательства наложены на них Уайтхоллом. Лишь немногие из них (например, Уиндэм Дидз) сочувствовали сионистам, но большинство предпочитали арабов евреям, считая настойчивые требования последних в лучшем случае просто абсурдными. С их точки зрения, главная задача состояла в поддержании status quo, в сохранении общественного спокойствия и существующего уклада. Но даже если бы все британские офицеры были расположены к сионизму более благосклонно, трудно представить себе, чтобы они могли в тех условиях как-то помочь евреям. Ведь война продолжалась еще год после взятия англичанами Иерусалима, и требования военного положения доминировали в то время над всеми другими соображениями. Более того, английские офицеры не имели опыта административной работы и при первом же столкновении с арабской оппозицией сионизму инстинктивно решили, что необходимо воздерживаться от любых действий, которые могут обострить конфликт: ведь арабы, в конце концов, составляли подавляющее большинство населения.

Декларация Бальфура выражала общее намерение способствовать созданию национального дома для еврейского народа, однако было совершенно непонятно, что именно это должно означать в практическом смысле. Когда сионисты потребовали организовать еврейскую оборонительную армию, местное командование отвергло это требование как преждевременное. Евреев этот отказ оскорбил и вызвал у многих ожесточение, поскольку вскоре обнаружилось, что британские войска неспособны — или, как считают некоторые, не желают, — защищать еврейское население от нападений арабов. Таким образом, всего через несколько месяцев после оккупации Палестины британскими войсками евреи пережили разочарование. То и дело возникали мелкие, но неприятные инциденты: например, однажды старшие офицеры британской армии остались сидеть, когда на концерте исполняли еврейский гимн «Гатикву». ОЕТА не желала признать иврит одним из официальных языков и использовать его наравне с арабским и английским в надписях на железнодорожных билетах, формах налоговых отчетов и других официальных документах. Красный Крест получил привилегии, в которых было отказано «Гадесе». Управление по регистрации земельных владений так и не открыли, и не было никакой законной возможности приобрести земли; запрещались даже частные земельные сделки.

В результате палестинские евреи ожесточились и преисполнились подозрений: «ангелы у них на глазах превратились в демонов. Они ощутили себя жертвами заговора»[652]. Ходили слухи, что некоторые советники ОЕТА не просто поддерживают мнение арабов о том, что Декларация Бальфура лишает их права на самоопределение, но и активно поощряют арабское движение протеста. Возможно, эти подозрения были преувеличены, но невозможно отрицать, что большинство британских экспертов по делам Востока были на самом деле убеждены, что их правительство допустило ошибку, заключив союз с сионистами, а не с арабами. Что касается остальных, то эти вопросы их просто не интересовали. Существовала тенденция, как отметил один наблюдатель, «смотреть на бедствующий народ сверху вниз, словно на надоедливую склоку евреев и арабов», и так как евреи возмущались громче, чем арабы, настаивая на своих правах и требуя, чтобы с ними обращались как с равными, вечно жалуясь на британское высокомерие, а то и на откровенный антисемитизм, то они были еще хуже, чем арабы. Эта безотрадная схема сионистско-британских отношений сложилась еще до того, как вступил в силу мандат. Ни Вейцман, ни другие британские сионисты ничего не могли с этим поделать.

Вейцман отправился в Палестину в марте 1918 г. и прожил там пять месяцев. Он был членом сионистской комиссии («Ва’ад Хацирим»), созданной по инициативе британского правительства для изучения ситуации и разработки планов на будущее. В комиссию входил один французский еврей — антисионист, профессор Сильвен Леви, — и один итальянский (Леви Бьянчини), но большинство составляли друзья и сотрудники Вейцмана (Давид Эдер, Джозеф Коуэн, Леон Саймон и Израэль Зифф). Вейцман привез с собой рекомендательное письмо от Ллойда Джорджа, однако оно не произвело особого впечатления на Алленби, который тут же сообщил своему гостю, что в настоящий момент ничего сделать нельзя. Вейцман разочарованно писал, что «мессианские надежды, которые мы возлагали на Декларацию Бальфура, ощутимо угасли, как только мы столкнулись с суровой реальностью генерального штаба»[653]. Впоследствии Вейцману удалось найти общий язык с Алленби, однако британский главнокомандующий, по-видимому, так и остался верен своему убеждению в том, что для евреев в Палестине нет будущего.

В ходе своего визита в Палестину Вейцман встретился с эмиром Фейсалом; подробности этой встречи приводились в других главах данного исследования. В июле 1918 г., еще до конца войны, Вейцман принял участие в закладке здания Еврейского университета на Маунт-Скопас, который открылся спустя шесть лет. Поскольку на данный момент ничего существенного больше нельзя было сделать, Вейцман решил вернуться в Лондон и заняться политической деятельностью в столицах Европы. Сионистская комиссия обосновалась в Палестинском штабе в Яффе, который еще до войны открыла там Всемирная сионистская организация. Этот орган управлял всей политической деятельностью евреев в Палестине и служил посредником между еврейским населением и британской администрацией. В нем были учреждены департаменты сельского хозяйства, инженерных работ и образования. Комиссия несла заметные потери из-за постоянных перемен в руководстве. После отъезда Вейцмана его место занял Давид Элер; его сменил Левин-Эпштейн, которого, в свою очередь, сменили двое американских сионистов — Фриденвальд и Роберт Сольд. Затем комиссию снова возглавил Эдер, на смену ему пришел русский сионистский лидер Усишкин, которого вскоре сместил Киш. И все эти перетасовки произошли в течение неполных трех лет.

Столь частые преобразования не позволяли проводить пусть сомнительную, но хотя бы последовательную политику, чтобы в нестабильный период 1918–1920 гг. комиссия смогла достичь реальных успехов. Отношения с британскими властями ухудшались: Рональд Сторрс, губернатор Иерусалимского района, писал о «Царе Менахеме (Усишкине)»: «Когда его пригласили для переговоров, я приготовился вытерпеть эту пытку с достоинством, как мужчина, и молился лишь о том, чтобы мои подчиненные смогли также сохранить самообладание»[654]. Сторрса сионисты выводили из себя; он отзывался о них словами из стихотворения Драйдена: «Бог балует народ, которым не в состоянии править ни один король и которому не в силах угодить ни один Бог». Сионисты могли бы на это ответить, что Бог их отнюдь не балует и что Сторрс, во всяком случае, даже не пытался им угодить. Именно Сторрс в 1920 г. назначил политическим секретарем палестинского правительства своего друга Эрнеста Ричмонда. И вскоре обнаружилось, что Ричмонд был фанатичным противником идеи еврейского национального дома в Палестине[655].

БОРЬБА ЗА МАНДАТ

После Декларации Бальфура дипломатическая борьба в мировых столицах за еврейскую Палестину вступила в новую стадию. Этот этап продолжался вплоть до конференции в Сан-Ремо (весна 1920 г.), на которой было