Он смотрел на меня, сощурившись, несколько секунд. Потом кивнул и встал с дивана.

— Давай повторим ещё раз. Нам нужно нанести руну Разума по всем контурам. Видишь? Здесь, здесь… всего семьдесят семь рун. Каждую закрепляем моей кровью, руной Силы и оставляем внутри накопители. Ты принёс их? Эллейн должна была дать, она обещала.

— Да. Вот. Рубины в серебряной оправе.

— Хорошо. Рубины обладают практически безграничным резервом, а благодаря серебряной оправе они связываются друг с другом, как нити в паутине. Мы должны погрузить их в стены здания под рунами Разума и Силы. Руна Силы будет впитывать в себя любые излишки магии, рубины — накапливать эту магию. А руна Разума… определять, каким образом эту магию использовать. Ну, почти.

Около трех часов мы закладывали в стены рубины, рисовали руны, скрепляли их моей кровью, которая по капле с трудом выдавливалась из перегрызенных вен. Хорошо, что её было нужно немного.

Потом мы спустились в подвал — в самый центр здания школы. Именно здесь сходились все контуры. И здесь должен был проходить ритуал, который окончательно свяжет всё сделанное нами.

Я попросила Дрейка захватить с собой небольшую миску, и под его скептическим взглядом «нацедила» туда немного своей крови. Затем разбавила её зельем-закрепителем магии из запасов Элли.

— Нарисуй вот это на полу. Моей кровью.

Я передала эльфу листок бумаги с пентаграммой. Она была не очень сложной, но требовала точности. Сначала круг, после вязь из рун Разума, рисунок из рун Силы. Руны времени и пространства, Жизни и Смерти, руны стихий… И наконец — руны Знания и Опыта.

— Чувствую себя ребёнком. Не хватает только разноцветных мелков.

Я вымученно улыбнулась. Успокойся, Рональда. Всё будет хорошо.

Когда Дрейк закончил и выпрямился, он оказался возле стены зала, а я — в центре, окруженная вязью кровавых рун.

— Что-то ещё?

Я покачала головой.

— Всё. Теперь стой на месте. Оставайся на месте столько, сколько сможешь, не двигайся, потому что чем раньше ты нарушишь нарисованный контур и побежишь ко мне, тем слабее получится заклинание.

— Пугаешь ты меня… — пробормотал Дрейк. — Ты что собираешься делать?

— То, что нужно, чтобы это всё нормально работало. У нас будет Разум, но любому Разуму нужно Сердце. Только Сердце способно гнать кровь по тем венам, что мы с тобой сегодня нарисовали.

— Только не говори, что ты собираешься вырезать себе сердце.

— Нет, конечно.

Я вынула из кармана платья маленький острый кинжал, сделала быстрое движение рукой — и под тихий вздох Дрейка положила на пол свою косу. Обрезанные пряди легко коснулись щеки и плеч.

Да, именно так. Единственная часть меня, которую можно безболезненно отрезать.

Зубами я в очередной раз порвала запястье, смочила палец в крови и нарисовала на волосах всего одну руну. Руну Сердца.

— Всё, — прошептала я, опускаясь на колени и сжимая в руках отрезанную косу. — Почти всё. Теперь молчи, Дрейк. Не говори ничего, только постарайся чувствовать меня, мы же не зря с тобой побратились. И когда ты поймёшь, что я почти кончилась — беги вперёд, дотронься до меня и отдай часть своей энергии.

— Но…

— Молчи, Дрейк.

Закрыв глаза и сосредоточившись, я начала вливать в руну Сердца силу. Жизненную силу. Сначала медленно, по капельке… А потом всё быстрее, быстрее, быстрее…

Сила растворялась. Я чувствовала, как загораются контуры. Чувствовала, как всю влитую мной энергию поглощают накопители, ощущала, как пульсируют руны Разума.

И начала вспоминать.

Часть личности мага Разума можно перенести в здание только так — влив жизненную силу и воспоминания. Самые сильные, самые больные… и самые счастливые.

Я хотела думать о своём детстве, но эти воспоминания растворялись, они не помогали мне, словно были ненастоящими. И я нашла другие.

Это было по дороге в Лианор. Мы остановились вечером в одном из придорожных трактиров. Маленький городок, украшенный флагами и живыми цветами, радушные жители…

У них был праздник. Свадьба.

— Сегодня гуляем всю ночь! — сообщил нам трактирщик. — И вы погуляйте с нами, господа хорошие!

Грэй смеялся.

— Пойдём гулять, Рональда?

— Гулять?..

— Да, видишь, свадьба у них.

— Всю ночь танцевать будем на центральной площади! — гордо подбоченился трактирщик, и Грэй вновь засмеялся.

— Ну как? Рональда?

— Я не умею…

— Эка ерунда! — фыркнул трактирщик. — Выпьешь вина моего — и сразу научишься!

Вино я пить не стала. Но Грэй в ту ночь и так вытащил меня на центральную площадь и закружил в танце, и я на всю жизнь запомнила всё это — маленький городок, украшенный цветами и флагами, запах терпкого красного вина и тёплой летней ночи, множество смеющихся лиц и улыбку Грэя.

Тяжело.

Пальцы сжимаются в кулаки, тьма и холод повсюду.

Больно. Как будто на меня упала каменная гора.

Руки… чьи-то руки на шее, груди, животе… И голос, злой и страстный:

— Эмил… Ну же, давай…

Сила льётся в меня, ледяная, как вода в озере. Чужая сила, тёмная… не Свет, а Тьма.

Но и Тьма может лечить.

— Давай, открывай свои грёбаные глазки… Эмил! Не умирай, кому говорю!!

Эмил? Что это?

Чьи-то руки расстегнули ворот, коснулись шеи, и сила полилась прямо в горло. Я закашлялась.

— Ну наконец-то! — в голосе слышалось непередаваемое облегчение, и я вдруг узнала говорившего. Конечно, это был Дрейк.

Я медленно разлепила глаза. Эльф сидел на полу, а я лежала у него на коленях.

— Ненавижу тебя, — прошептал он, погладив меня по щеке с нежностью, совершенно не вязавшейся с этими словами.

Я вздохнула и прохрипела:

— Не разделяю твоих чувств…

Дрейк улыбнулся, но улыбка была невеселой.

— Я знаю, Эмил. Знаю.

Не представляю, сколько я пролежала так, в объятиях Дрейка, и он вливал в меня силу. Наверное, не меньше двадцати минут. Но когда я вновь заговорила, это было уже не столь хрипло:

— Что значит — «Эмил»?

Его рука, гладившая меня по щеке, на миг замерла.

— «Свет» по-эльфийски. Тебе подходит.

— А как будет «тьма»?

— «Дар». Дарида — вечная Тьма.

Точно, как я могла забыть.

— Тогда я буду называть тебя Даром.