и поклянчить у мадам Раваль бинты или корпию, надо подстраховаться... Не полотенце же запихивать... Полотееенце... А что - идея! Сняв пострадавшие трусики, я застирала их в ледяной воде, мстительно выдавила прыщики, расплывшиеся теперь еще более некрасивыми покрасневшими лепешками. Я прижгла их антисептиком, шипя и вспоминая Азеля с его занозами на руках. Вот, зараза! Я опять схватила свой пузырек, вместо Вероникиного. Она сделала совсем мягкую консистенцию - косметику можно было смывать. Использовав самое тонкое полотенце не по назначению - что делать - ЧП, я потащилась обратно в комнату, постанывая и не зная, за что держаться - за живот или за поясницу - болело все. Ну вот... теперь бы еще таблеточку «кетанова» для полного счастья... Стоп! Какого такого «кетанова»? Точно знаю, что это волшебное слово помогает при зубной, головной, суставной и мышечной боли. Только где ж его взять?!!

Наконец-то заверещал Никин будильник. Сейчас я устрою ей допрос с пристрастием, как здесь девочки выходят из положения - честно говоря, тряпка между ног никак не способствовала «походке от бедра», а если еще учесть перекошенную от боли физиономию... И никуда я сегодня не пойду, ни на какие занятия. Я - «ICH BIN больной» - как хотите...

Солитер

Как прошла эта ночь, лучше не вспоминать. Темные круги под глазами наутро говорили сами за себя - красавЕц. Хоть примочки делай... Но это было еще полбеды. Вот когда я не увидел Анхелику за завтраком, а потом, на уроке в своем классе на второй паре, когда первокурсники пришли ко мне, у меня, кажется, начала дергаться щека.

- Леди Вероника, а где Ваша соседка? - как можно ровнее спросил я.

Орчанка слегка смутилась и сообщила, что «леди Анхель неважно себя чувствует».

- Надеюсь, она догадается принести справку от мадам Раваль? - произнес я надтреснутым голосом, прикидывая - в самом ли деле девчонка заболела или это повод не явиться на мое занятие? Она, наверняка боится, что я все же устрою ей разнос.

Настроение испортилась, что не могло не сказаться на атмосфере урока в целом. Короче - досталось всем почти ни за что. Я мысленно рисовал картины моего ужасного гнева, как я буду распекать ее за прогул (нет, не эротического содержания... хотя... в каком-то смысле, наверное...). А потом в груди что-то болезненно сжималось - а вдруг что-то серьезное, а она там одна... а я здесь... А эта... соседка по комнате, почему не сбегала за мадам Раваль сама, они же подруги в конце концов!

Я маялся и не знал почему у меня из головы не идет эта девчонка - первокурсница. Ничего в ней особенного - не красавица, но достаточно миленькая, не сказать, чтобы талант у нее к магии был какой-то особенный. Почему тогда так важно было видеть ее хотя бы раз в день? Почему одних она сторонилась или держала нейтралитет, а другие чуть ли в рот не заглядывали? Взять того же Кристиана. Вон какой грустный сидит, тоскливые взгляды бросает на пустующее место рядом с Вероникой. Наверное, хорошо что сейчас лекция, а не практическое занятие. Я впервые за много лет не могу сосредоточиться на теме...

Но вот прозвенел долгожданный звонок. Вздох облегчения, как никогда, оказался дружным. И я, и мои дети были сегодня солидарны. Только вот я выскочил из класса едва ли не раньше них.

Через несколько минут я уже стоял перед дверью в комнату Анхелики, переводя дыхание (не припомню, когда в последний раз так волновался или это все же первые возрастные признаки потери формы?) и прикидывал, а что я собственно скажу, если это обычный прогул? Где это видано, чтобы преподаватели отлавливали нерадивых учеников во время занятий и приводили их в класс? Вот потом - да - разбор полетов и все такое, но в тот же день?

Ладно! Набрав в грудь побольше воздуха, я пару раз стукнул костяшками пальцев в дверь и тут же распахнул ее...

О, боги! Девочка... Она лежала на своей кровати, сжавшись в комочек, вся какая-то бледно-зеленая, растрепанная, жалкая, прижав к животу маленькую круглую подушку. Странно, но она не проснулась от моего стука - глаза были закрыты, а на лице мученическое выражение.

- Анхель! Леди Анхелика! - мой голос почти не дрогнул - поздравил я себя.

Она разлепила ресницы, и в немного помутневших, припухших глазах начало проступать понимание.

- Мэтр Солитэр? - кажется, она сначала решила, что я часть ее кошмарного видения, а потом дошло, что кошмар все-таки воплотился. Она болезненно скривилась и со стоном переползла в сидячее положение.

- Что с Вами, леди? У Вас нездоровый вид, где болит? Сами можете описать симптомы? Почему Вы до сих пор здесь, а не в больничном крыле?

Я говорил, не осознавая, что не даю ей вставить ни слова. Она только хлопала ресницами и слега покачивалась взад вперед, не выпуская подушку из рук.

- Что у Вас болит, желудок? - продолжал я, присаживаясь на край кровати (она испуганно покачала головой и еще ближе подтянула ноги к животу). - Ложитесь, я осмотрю Вас.

Глаза Анхель стали размером с «империал», но я уже не воспринимал.

- Я знаю, что со мной.

Голос спросонья был хрипловат, но, может, она еще и простудилась?

- Ложитесь на спину, вытяните ноги! - вот это другое дело, ментального приказа она ослушаться не смогла, покорно легла, исполнив его в точности.

Руками Анхель все еще пыталась удержать спасительную подушку, но я буквально выдрал ее из рук девушки и отшвырнул в сторону.

- Ну не надо так нервничать, леди, Вам же, наверняка, приходилось иметь дело с Целителями.

Не дав ей возможности опомниться, я задрал подол коротенькой шелковой ночнушки почти до груди, совсем чуть-чуть приспустил резинку ее трусиков и, кажется, наконец, понял в чем дело. Черные трусики выдавали контур толстенной прокладки, судорожно зажатой между ног. Я все же положил ладонь на часто-часто вздымающийся животик, быстренько пальпируя область желудка и печени, и настраивая магическое зрение на возможные отклонения именно женских органов. Мои пальцы были совсем не холодные, но она дернулась так, будто я уронил ей на живот кусочки льда.

- Тихо, тихо, Анхель, все в порядке, расслабьтесь.

Я понял, почему ее так скрутило - небольшой загиб матки - редчайший случай в наше время, можно сказать - приобретенная патология. Такое случается, если грудному ребенку, девочке, нерадивые родители слишком рано разрешили садиться или, еще того хуже, сами усаживали