Лестница вела прямо в спальню Самуила, окно которой выходило на бухту Золотой Рог, видневшуюся за оградой Перы. Я потянулся к вырезу верхней рубахи и с громким криком разорвал ее сверху донизу, перебежав к дальней стене. Не успел Самуил до конца вылезти из люка, как я бросился на сундук с такой силой, что он, несмотря на свою тяжесть, проехал по полу целый фут в сторону моего противника.

— Держи! — прокричал я и начал разматывать веревку, обмотанную вокруг торса.

Самуил, растерявшись, хотел было снова пойти в атаку, но я покачал головой и вручил ему конец веревки, показав жестом, чтобы он тянул ее, пока я буду вертеться юлой на месте. Самуил был совершенно огорошен. Закончив вертеться, я стукнулся о стену, затопал ногами и простонал:

— Уф! Ах ты, сучий сын!

Я присел и начал биться боком о сундук, так что тот со скрипом сдвинулся еще немного и навис краем над люком, ударив Джамилю по лодыжке. Она взвизгнула, приведя в восторг зрителей, пытавшихся заглянуть ей под юбку, пока она карабкалась по лестнице.

Джамиля поднялась в комнату, посмотрела на меня при свете лампы и на секунду окаменела.

— Наконец-то я не забыл принести веревку, — громко прошептал я.

Она пристроила лампу на подоконнике, забрала веревку у растерянного Самуила и начала привязывать ее к ножке тяжелой деревянной кровати.

— Нет, ни за что не откажусь от нее! — тем временем кричал я и, упав на люк, уронил разорванную рубаху на голову варягов, собиравшихся подняться по лестнице. Они повеселились над моими лохмотьями и на минуту отвлеклись. — Ни за что!

Я жестом показал Самуилу на сундук и схватил одну ручку. Самуил, наконец поняв мою затею, взялся за другую ручку, и мы вместе начали двигать сундук с огромным трудом, не забывая стонать, кричать и сыпать проклятиями на нескольких языках. В ту секунду, когда макушка одного из охранников вот-вот должна была показаться в люке, мы с Самуилом последним рывком по диагонали полностью заблокировали вход на второй этаж. Охранник, заметив боковым зрением огромный предмет, приближавшийся к его голове, закричал в тревоге и нырнул вниз, рухнув на своих товарищей, которые подняли его на смех.

Джамиля подергала веревку, проверяя крепость узла, потом повернулась к окну и выбросила другой конец наружу. Веревка ударилась о внутреннюю сторону оградительной стены и повисла в тупике. Джамиля нервно выругалась и начала подтягивать ее обратно.

Я показал на окно и прошептал:

— Внизу по склону стоит вьючная лошадь Грегора.

Потом я бросился на пол и выполнил самое неловкое сальто, какое только у меня получилось.

Снизу донесся дружный гогот, хотя тот, кто стоял на лестнице, пытался сдвинуть мешавший ему сундук. Самуил указал на второй сундук, я кивнул, кое-как поднялся с пола, и мы втроем едва сумели взгромоздить его на первый, причем я не переставал топать и сыпать проклятиями.

— Одна лошадь на троих? — шепотом пробормотала Джамиля, когда мы все-таки справились с тяжеленным сундуком.

Мне очень хотелось сказать, что лошадь — только для Самуила, а ей придется остаться со мной, чтобы обеспечить его побег. Но это было бы неправдой.

— На двоих, — проворчал я в ответ. — Мне надо остаться.

В темноте я не мог разглядеть реакцию Джамили, но почувствовал ее: в воздухе что-то переменилось, потеплело, что ли, — у меня даже мурашки побежали по телу и защекотало в животе. Я услышал сдавленное всхлипывание.

— Что, черт возьми, в нем такое? — громко и свирепо поинтересовался я, словно изрыгая ругательства. Сундук казался одним куском металла.

— Святые писания, — ответил Самуил.

— Наконец они на что-то сгодились!

Установив сундуки, я перемахнул через них и приземлился на вытянутую руку, чтобы наделать побольше шума для тех, кто остался внизу. Потом подпрыгнул, выглянул поверх сундуков и увидел, что Джамиля, дрожа, вернулась к окну. Она наконец поняла, что, прежде чем швырять веревку, ее нужно скрутить кольцом, но ей пока не удалось перекинуть ее через стену. Она дрожала так сильно, что едва могла удержать веревку в руках.

Я вылез из-за сундуков, протопал по комнате, отобрал у Джамили веревку и перекинул через узкий промежуток между домом и оградительной стеной. Легко, с первой попытки. А Джамилю по-прежнему сильно трясло, она даже начала задыхаться. Я наклонился к ней поближе и тихо сказал:

— Не волнуйся за меня, выберусь. А вы отъезжайте подальше, прежде чем охрана внизу заподозрит что-то неладное. — Я поцеловал ее в губы. — Вот теперь я действительно доставил тебя куда надо и по доброй воле.

В ответ она тоже поцеловала меня и прильнула к моей груди, рыдая. Мне пришлось решить (для собственного душевного покоя), что эти рыдания — всего лишь выражение благодарности за спасение ее мужчины. Придай я им какое-то другое значение, то все пошло бы по-другому. Я мягко отстранил Джамилю и налетел с разбегу на стену, после чего врезался в поставленные друг на друга сундуки. Самуил стоял рядом; я схватил его правую руку, вежливо пожал, после чего снова упал на пол с громким и злобным проклятием.

— Шумлю за нас троих, но долго это продолжаться не может, — тихо проворчал я. — Поэтому, прошу вас, убирайтесь отсюда ко всем чертям.