Список нереализованных диверсий пополнился также планом подключения к проходившему через Ла-Манш подводному бензопроводу. Скорцени собирался ввести в него особый состав, разлагающий углеводороды на составные компоненты и при этом обладающий замедленным действием, чтобы испорченный бензин одновременно остановил бы двигатели тысяч автомобилей и танков. Все эти акции должны были осуществляться силами сформированного при “Фридентале” соединения “К”, включавшего в себя группы боевых пловцов, сверхмалые подводные лодки, взрывающиеся катера и человекоуправляемые торпеды, то есть все, получившее впоследствии название подводно-диверсионных сил и средств. Если экипажи торпед, катеров и подводных лодок являлись “чистыми” моряками, то боевые пловцы представляли собой не просто диверсантов, а оперативно-боевое подразделение. Например, в ходе подготовки они должны были без документов и денег пересечь Германию, в назначенном пункте похитить жетон полевого жандарма и вернуться в часть, и все это во время войны, в период повышенной бдительности всех полицейских и контрразведывательных служб. На счету боевых пловцов имеются не только уничтоженные морские объекты, но и взорванные мосты через реки, нарушившие коммуникации наземных войск западных союзников и Красной Армии. Бойцы соединения “К” оказались последними, кому Гитлер доверил свою охрану. 27 апреля 1945 года 30 добровольцев должны были вылететь в Берлин, однако господство советской авиации в воздухе не позволило бы “Юнкерсам” даже приблизиться к намеченной точке, не говоря уже о том, что в столице рейха больше не оставалось неповрежденных взлетно-посадочных полос. Приказ Гитлера остался невыполненным.

Скорцени активно участвовал и в операции “Вахт ам Рейн”, как именовалось германское контрнаступление в Арденнах, оказавшееся для союзников неожиданным и неприятным сюрпризом. 25 октября 1944 года Гитлер отдал приказ о проведении в ее рамках операции “Гриф”, на подготовку которой отводилось пять недель. Скорцени должен был возглавить рейд по вражеским тылам специально сформированной для этой цели 150-й танковой бригады, которую планировалось укомплектовать владеющими английским языком солдатами и офицерами, переодетыми в британскую и американскую форму, соответственным образом вооруженными и оснащенными трофейной техникой. Диверсанты должны были нарушать коммуникации противника, разрушать мосты и переправы, дезорганизовывать управление английскими и американскими войсками с помощью ложных приказов и разворачивания дорожных указателей, уничтожать офицеров противника, вести разведку по обоим берегам реки Маас, снимать указатели минных полей и устанавливать ложные, а главное — сеять панику в тылу противника.

Плановая численность бригады достигала 3300 человек личного состава. Она включала штаб, три танковые роты по 10 машин, три разведывательные роты по 10 бронетранспортеров в каждой, три мотопехотных батальона, по две роты автоматчиков и пулеметной роте в каждом, легкую роту ПВО, две истребительные противотанковые роты, минометный взвод, танковую разведывательную роту и роту специального назначения. Проблемы начались немедленно. Прежде всего, найти такое количество говорящих по-английски военнослужащих было совершенно невозможно, бригаду пришлось укомплектовывать обычными солдатами, а всех владеющих английским языком, в основном бывших моряков торгового флота, свели в роту специального назначения. Однако они не обладали навыками ведения разведки и осуществления диверсий, поэтому боевая ценность этого подразделения изначально оказалась значительно сниженной. В это же время разведывательные службы союзников узнали о массовом отборе владеющих английским языком военнослужащих вермахта, что в значительной степени нарушило секретность готовящейся операции. Другой проблемой оказалось снабжение трофейной техникой. Немцы располагали всего двумя танками “Шерман”, притом находившимися в небоеспособном состоянии, поэтому им пришлось маскировать листами металла собственные “Пантеры”, придавая им отдаленное сходство с машинами противника. Так же обстояли дела и с бронетранспортерами, в избытке имелись лишь легковые “Виллисы”.

Несмотря на все сложности, 16 декабря операция все же началась. Немцы сумели достичь немногого, а наибольший вред союзникам причинили панические слухи о массовых рейдах переодетых солдат противника. Они оказались опаснее, чем действия 150-й бригады, в конечном счете не сумевшей нанести союзникам особый ущерб. Однако не слишком удачное осуществление “Грифа” не помешало его вхождению в историю в качестве наиболее массовой специальной операции Второй мировой войны.

Эрнст Кальтенбруннер

Главное управление имперской безопасности неуклонно разрасталось, набирало влияние и пыталось захватить все больше различных сфер деятельности. Одним из наиболее притягательных направлений являлись радиоразведка и криптоанализ, и в марте 1943 года Гейдрих, не решившийся сам явиться к Герингу, отправил к нему Шелленберга с предложением передать Научно-исследовательское управление министерства авиации (ФА) в СД-аусланд. Как и следовало ожидать, рейхсмаршал категорически отказался даже обсуждать эту тему, и в VI управлении был создан собственный криптоаналитический отдел, не достигший, однако, сколько-нибудь заметных результатов. Серьезный удар по развитию Главного управления имперской безопасности нанесла гибель его руководителя обергруппенфюрера Гейдриха, 4 июня 1942 года умершего в Праге после покушения, осуществленного чешскими парашюта стами. Гиммлер в течение полугода лично руководил РСХА, а в январе 1943 года назначил на вакантную должность обергруппенфюрера СС доктора Эрнста Кальтенбрунера, ранее занимавшего пост начальника полиции безопасности и СД в Вене. С его приходом на пост руководителя РСХА отношения всех ветвей Службы безопасности с министерством иностранных дел перешли буквально в стадию неприкрытой враждебности, что особенно болезненно сказывалось, естественно, на внешней разведке. Если бы не подписанное ранее Гиммлером и Риббентропом соглашение об организации разведывательной работы в рамках реализации директивы Гитлера от 12 февраля 1944 года, совместная работа МИД и СД-аусланд оказалась бы полностью парализованной. Однако соглашение, устанавливавшее “тесное товарищеское и лояльное сотрудничество между министерством иностранных дел и Главным управлением имперской безопасности”[174], все же сглаживало острые ситуации. Оно предусматривало взаимный обмен информацией, имеющей отношение к внешней политике, координацию действий, помощь в работе и организацию прикрытая для резидентур СД в нейтральных странах. Условием подписания такого соглашения явился отказ начальника РСХА Кальтенбруннера от любых попыток покуситься на независимость 14нф.III в сборе разведывательной информации. Впоследствии Шелленберг все же попытался получить согласие Гитлера на включение “службы Хенке” в состав объединенной германской секретной службы, но встретил категорический отказ. Зато СД контролировала так называемую “Специальную службу Озерного дома” — пост разведки иностранного вещания, прослушивавший трансляции государственных и коммерческих радиостанций 45 стран мира на 37 языках. Этот орган являлся источником важной разведывательной информации и в значительной степени компенсировал проблемы с доступом к прессе враждебных государств в условиях войны.

Рост влияния политических спецслужб происходил постепенно, и до 1942 года они пока не могли сравниться со своими коллегами из вермахта. Военная контрразведка и разведка на стратегическом уровне осуществлялись абвером, структура центральных и периферийных органов которого была приведена адмиралом Канарисом в соответствие с требованиями войны. Ранее управленческая группа “Заграница” не входила в состав разведывательной службы и являлась самостоятельным учреждением верховного командования вермахта (ОКБ), однако 18 октября 1939 года ее