он стал говорить со мною проще и откровеннее, и тогда, между прочим, в нем обнаружилось какое то предубеждение против действий Ваших; или, лучше сказать, он многие действия Ваши понимал иначе (может быть, он только искушал или выпытывал меня); но я принимал его слова за истину и старался навести его на настоящую точку зрения и не знаю, действительно ли он так думает, но, по крайней мере, напоследок он стал говорить об Ваших действиях так, как мне хотелось. Он много жаловался на строгость управления преосвященного Афанасия (нынешнего Тобольского), следствия коей он видит еще и теперь: напр. семейства некоторых, лишенных священства, теперь остаются без куска хлеба, и он должен давать им какие-либо способы к пропитанию.

В Казань я приехал на масленицу, в пятницу, и никак не мог выехать оттуда ранее вторника первой недели поста. Преосвященный Владимир[35], коего личные достоинства весьма известны Вашему Сиятельству, можно сказать, обворожил меня своею ласковостью, так что я почти неотходно был при нем и во все время пребывания моего я был только в двух монастырях, и то с ним же. В разговорах и рассказах своих, из коих я много почерпнул для себя назидательного, он неистощим. Из ризницы своей он подарил мне серебряные трикирий и дикирий. С глубоким чувством благодарности я расстался с ним.

В Перми я пробыл только сутки. Преосвященный Аркадий[36] уже ждал меня, и потому я принята им был, как свой. Он мне показался простым по характеру. Викария своего Анатолия он не зовет иначе, как мой любезный. Не совсем братски и даже с каким-то негодованием отзывался он о преосвященном Тобольском, относительно обращения раскольников. Но, как я узнал после, преосв. Афанасий имел более справедливых причин жаловаться на него самого. На вопросы мои касательно управления епархией, он отвечал мне просто, откровенно и добродушно.

В Екатеринбурге я только продневал. Преосвященный Анатолий[37] обрадовался моему приезду. Пребыванием своим он доволен; но только жалуется на то, что власть его, как викария, слишком ограничена и, как он говорил, более, чем благочинного. Он сказывал мне, что делал попытки к обращению раскольников, но они даже и не хотели слушать его.

Из Екатеринбурга гораздо ближе ехать прямо на Томск, минуя Тобольску но я не хотел этого и был в нем. Тобольск (сибирская столица бывшая) быстро упадает, оттого что в стороне от дороги, и особенно ныне, когда главною квартирою Сибирских войск сделался Омск, — и никакая сила не поддержит Тобольска: чрез 50 и менее лет, он будет не более, как село со множеством церквей. Преосвященный Афанасий принял меня более с важностью чем с ласковостью. Важность его, которая происходит, вероятно, от его учености и многознания (он теперь занимается натурою) и которую многие называют гордостью, видна и в разговорах, и во всех поступках. Из разговоров его видно, что он весьма недоволен действиями преосвященного Аркадия Пермского, касательно раскольников; ибо миссионеры того действовали и в его епархии, и довольно своевольно. Преосвящ. Аркадий говорил: «Дай нам обратить раскольников и тогда возьми их от нас»; а преосв. Афанасий говорит: «Ужели у нас не нашлось бы людей способных к тому? Это означает недоверие к нам». На поклон, отданный мною преосв. Афанасий от пр. Филарета Московская, и жалобу, что он не пишет к тому, он отвечал мне твердым тоном: «Скорее я соглашусь остаться навсегда в Тобольске и в Сибири, чем писать к нему». О причинах я не смел и не хотел спрашивать. Очень жаль, что он так сильно предубежден против преосв. Филарета. О преосвящ. митрополите Ионе он отзывался самым неуважительным тоном. Жалуется на здоровье и на климат, который в самом деле есть, кажется, самый худший во всей Сибири. Касательно управления духовенством, он говорил, что он здесь поступает не так, как в Нижнем; там он был строг, потому что было кем заменить изверженных; а здесь он начинает из подтиха увеличивать свою строгость, по мере того, как находит средства заменить недостойных. При прощании он пожелал мне всякого благополучия и подарил панагию (простую).

В Томске я пробыл слишком трое суток, чтобы отдохнуть от пути. Преосв. Агапит принял и обращался со мною братски, тем более, что наши обстоятельства — его и мои-почти одинаковы, ибо и он поступил с открытием епархии. О преосв. Агапите я имел понятие совсем не то, каков он есть. Он, как только мог я понять его, есть ревнитель совершенной правды и законов, и в особенности христианского. Он, не смотря ни на какие обстоятельства и отношения, от всех требует точного исполнения своих обязанностей; он делает замечания и даже выговоры и властям, напр. если они не придут в церковь к обедне; — и оттого почти все власти его не любят; он требовал от всех вступающих в брак знания заповедей и проч., — это почли и почитают притеснением. О духовенстве и говорить нечего. Он требовал, чтобы оно было свято, и чтобы лучше знать, все ли исполняют свои обязанности, он, кажется, имел уши и, кажется, преимущественно из родных. Это оскорбило духовных. И, конечно, судя по справедливости, он поступает, как должно и, как он сам говорить; «пусть, что хотят, говорят, думают и пишут обо мне, — а я должен делать по своей присяге». Малейшее послабление или снисхождение он считает нарушением присяги. Оттого-то он, вероятно, и употребил в последнем своем прошении в Св. Синод выражение: «иначе, я должен буду поступить против присяги», и которое, как я вижу теперь, совсем не значит какое либо важное нарушение присяги. Конечно, меры и образ действования его хотя и справедливы, но часто неуместны и несообразны с обстоятельствами. Он часто гоняется, по пословице, за мухой с обухом; но при всем том, этого нельзя ставить ему в вину и потому составить об нем какое либо неблагоприятное мнение. Все это происходить или происходило от неопытности и незнания света. Ректура и епархия — вещи совершенно различные, почти то же, что теория и практика. Мне кажется, что если бы он быль переведен на другую епархию (а перевести его нужно, ибо его не любят, а полюбить себя он уже не заставить), то он, научившись настоящим опытом и получив от кого либо (напр. от преосв. Московского, которого он уважает) приличные советы и наставления, был бы очень хороший пастырь при его ревности о правде. Надобно сказать, что и духовенство Томское, как мне показалось, очень не завидное. Это подтвердил мне и Красноярска протоиерей, человек, достойный всякого