патологическая организация личности функционировала преимущественно как защита от утраты. Он был убежден, что профессия врача не только убережет от болезни и смерти его объекты, но защитит также и его самого. Из-за конкретности своих идентификаций он не мог допустить, что, позволив объекту умереть, он будет в состоянии выжить сам. Именно этого допущения достигла госпожа А. в своей скорби, и оно в корне изменило ее ситуацию, позволив ей перейти от фазы страха утраты к фазе переживания утраты. Мой пациент оказался неспособным к такому изменению и потому не смог совершить работу скорби и перейти ко второй фазе депрессивной позиции.

Пациент Г.

У других пациентов признаки готовности пережить утрату становились заметными уже в начале нашего контакта. Именно так обстояло дело со студентом, которого психиатр направил к психотерапевту после стационара, где тот находился в связи с депрессией и навязчивыми суицидальными мыслями. Постепенно он стал чувствовать себя лучше и вернулся домой, но не мог решить, следует ли ему продолжать обучение. Он пришел на консультацию, явно охваченный тревогой, и через несколько секунд пришел в ярость, поскольку я молчал. Когда я спросил, не желает ли он начать, он скорчил гримасу и отрезал «Нет!». Сначала я счел, что он выглядит как психотик, поскольку губы его дрожали от гнева и он с большим трудом контролировал себя. Через несколько минут он поднялся и прошелся по комнате, рассматривая мои книги и картины, потом остановился, взял в руки рисунок, изображающий двух мужчин, играющих в карты и спросил: «Как вы думаете, в какую игру они играют?» Я интерпретировал это так, что он чувствует, что мы с ним играем в игру, и хочет знать, что происходит. Он слегка успокоился и снова сел. Затем он сказал, что чувствует, что я применяю технику, навязанную мне Тэвистокской клиникой, и ожидаю, что он с ней смирится. Я интерпретировал это так, что он видит во мне нечто вроде робота, механически исполняющего то, что приказано, и он согласился.

Когда я попросил его рассказать сновидение, он описал то, которое видел, когда ему было пятнадцать лет, и оно все еще сохранялось в его памяти во всех деталях. В этом сне он стоял посреди совершенно разрушенного города. Вокруг него были груды щебня и искореженного металла, а также лужицы воды, в которых искрилось отражение радуги.

Я интерпретировал это так, что он почувствовал бы нечто вроде триумфа, если бы смог разрушить меня и сделать из меня робота, что означало для него, что я просто груда искореженного металла и во мне нет ничего человеческого. Он признал, что настроение сна было экстатическим, и я предположил, что триумф и экзальтация были способом отрицания отчаяния и разорения. Он ощутимо успокоился, и, поработав еще, мы смогли связать катастрофу во сне с тем случаем, когда в возрасте пятнадцати лет он вернулся домой и узнал, что его родители собираются разводиться.

Этот пациент осознавал неспособность сохранить свои объекты, и в его внутреннем мире царило опустошение и отчаяние, он был населен поврежденными и разрушенными объектами, придававшими ему безрадостный вид разрушенного города. Это наполняло пациента отчаянием и виной такой интенсивности, выдержать которую он не мог, и потому привел в действие организацию, использовавшую для его ограждения маниакальные и другие защиты. Однако если эти чувства контейнировались в интервью, он был способен установить контакт со своей депрессией и с аналитиком.

В этой главе я развивал идею континуума между параноидно-шизоидной и депрессивной позициями, чтобы включить подфазы каждой из них в диаграмму равновесия, как это изображено ниже:

Имеется в виду, что каждая подфаза находится в состоянии равновесия с теми, которые находятся с обеих сторон от нее, и таким образом можно попытаться отследить движение между ними. Диаграмму равновесия можно расширить и включить в нее психическое убежище:

Диаграммы такого типа предназначены для помощи аналитику в его размышлениях о пациенте, но не для использования их на сеансе. Тем не менее, иногда оказывается возможным наблюдать движение в душевной организации пациента, будь то в ходе сеанса или на протяжении недель, месяцев или нескольких лет анализа. Пациент может выходить из убежища лишь для того, чтобы снова вернуться под его защиту, но при этом он будет сталкиваться с разными тревогами. У пациентов с сильными нарушениями по большей части будет происходить движение между убежищем и состояниями патологической фрагментации. В процессе развития пациент будет сталкиваться с другими, менее пугающими тревогами, но потребность в укрытии может все же остаться, если душевная боль станет невыносимой из-за страха утраты или переживания утраты.

Глава 4

Нарциссические объектные отношения и патологические организации личности (обзор)

В этой главе дан обзор ряда предшествовавших работ по психическим убежищам и патологическим организациям личности. Литература по этой теме столь обширна, и саму тему рассматривают со столь многих точек зрения, что попытаться дать исчерпывающий обзор не в моих силах. В основном я ограничусь теми авторами, которые повлияли на меня лично. Подход, которому я следовал, восходит к замечаниям Фрейда о препятствиях прогрессу анализа, наиболее четко выраженным в его работе «Конечный и бесконечный анализ» (Freud, 1937). Фрейд связывал эти препятствия с действием инстинкта смерти, который, по его мнению, устанавливает последний предел успеху борьбы человека с примитивными деструктивными силами. Эти силы, служащие помехой его способности к любви и созиданию, угрожают человеку извне и изнутри, и признание их реальности может оказаться столь затруднительным, что ему придется воздвигать всемогущественные защиты. Именно эти защиты, борющиеся с примитивными деструктивными элементами в личности, создают в анализе наибольшие проблемы и становятся видимыми в патологических организациях личности. Наиболее важные из них позднее стали относить к проективной идентификации, – но неявно они подразумевались уже в ранних исследованиях нарциссизма и нарциссических объектных отношений. Изучение нарциссизма началось опять-таки с Фрейда (Freud, 1910, 1914), было продолжено Абрахамом (Abraham, 1919, 1924) в его исследовании нарциссического сопротивления и далее Райхом (Reich, 1933) в его работе по анализу характера и при обосновании им представления о «броне характера». Все это привело к исследованиям Мелани Кляйн и ее последователей, среди которых особенно влиятельными стали Бион, Розенфельд, Сигал и Джозеф.

Важно признать, что кляйнианский подход является лишь одним из многих, которыми руководствуются аналитики, изучающие эту и связанные с ней области психической жизни. Например, препятствия прогрессу и контакту часто изучаются в контексте тематики «расстройства характера» и «сопротивления характера». Иногда исследуются