«Какие же они, получается, громадины», – Андрей попытался пробудить ложные воспоминания, чтобы представить Пожирателя, но тщетно.

Задрав голову, Духов проскользил взглядом по стене внешнего витка – камень, железо, крошечные прорези окошек, отверстия, из которых вытекали слабые мутные потоки. Защитные орудия снизу почти не рассмотреть, Андрей видел только несколько наконечников огромных гарпунов и десятка два раструбов, из которых, при атаке Пожирателя, вылетали взрывающиеся ядра. Но он знал, что кроме пушек и баков с едкими составами наверху немало вооруженных Дымовиков, Фронов и солдат.

– Иди сюда, ты! – прорычали сзади.

Андрей вздрогнул, обернулся и в очередной раз попал под мрачный взор Перлмара.

– Заходим, – выплюнул тот, глядя на Духова брезгливо, будто на Гнильца.

Андрей пошел вслед за Шкурником, но вскоре остановился в хвосте длинной очереди, бравшей начало у тяжелой отворенной двери. По обе стороны от входа замерли Дымовики, рядом с ними стоял Фрон – тот самый, со множеством бородавок на голом черепе. Перед погонщиком находился ящик, куда Шкурники кидали мешки с дыши-зельем, извлеченные из шлемов.

«Отвратно выглядит», – Андрей сморщился, глядя, как в ящике растет горка из скользких серых комков. Каждый был величиной с теннисный мяч.

Очередь медленно, но верно вползала в Степную Обитель. Духов вновь поднял глаза. За внешним витком устремились вверх внутренние. Один на другом, они, казалось, уходили в бесконечность, а покои Азэса-Покровителя подпирали желтое больное небо – чтобы оно не рухнуло, окончательно уничтожив Чашу Жизни.

Была ли Степная Обитель единственным убежищем? Вряд ли. Многие говорили, что часть людей пряталась в пещерах на севере континента. Но там с натиском Ползучего Бора никто не боролся, и потому Пожиратели всегда находили жертву. Скорее всего, слухи не врали. Иначе как можно объяснить нередкие появления Извергов? Жители Степной Обители давно не становились пищей для Пожирателей – значит, те лакомились душами кого-то другого…

– Эй, ты. Заснул? – Фрон ткнул Андрея в бок сухим кулаком. – Давай мешок и заходи.

Морщась, Духов запустил руку в клюв шлема, нащупал мешок с дыши-зельем – скользкий, пружинящий.

«Мерзость», – подумал он, пытаясь подавить дурноту.

– Чего рожи корчишь? – Фрон прищурился, и гроздь бородавок почти закрыла левый глаз. – Что-то не нравится? Дыши-зельем недоволен? Хорошо, отправляйся в следующую Стёску без него. Нюхай Ползучий Бор и сдохни раньше времени. Согласен?

Андрей промолчал. Осторожно положил склизкий мешок в ящик и, получив от Фрона плевок на правый рукав костюма, шагнул вперед – в темноту Степной Обители.

Он оказался в тесном квадратном помещении. Шкурники один за другим подходили к железной лестнице, привинченной к стене, начинали карабкаться и исчезали в небольшом полукруглом люке.

– Живее давай, – бросил стоявший рядом Перлмар. – Хватит оглядываться, все равно ничего хорошего не увидишь.

Коротко кивнув, Духов встал за Шкурником – спина великана, казалось, заслонила сразу половину комнатки. Перлмар уцепился за прутья и полез. Андрей повел задеревеневшими плечами и двинулся следом.

Подъем по узкой, темной кишке оказался долгим. Стучали по прутьям сапоги, сверху и снизу слышалось сопение. Пахло потом и нечистотами, воздух пропитывался сыростью, с трудом проникал в легкие. Грудь сдавливало, кожа под глухим защитным костюмом горела, каждое движение отзывалось болью во всем теле. Голова тяжелела – мозг точно заменили чугунной болванкой. А лестница словно и не думала кончаться.

«Сколько еще?!» – Андрей из последних сил старался не сбиться с ритма. Под ним карабкался не один десяток Шкурников, таких же усталых и обозленных. Зазеваешься – и услышишь о себе много нового.

Наконец вверху показался слабый оранжевый огонек. Через пару минут Духов выбрался в коридор и прислонился к стене, пытаясь отдышаться. По легким словно наждаком прошлись.

Немного придя в себя, Андрей огляделся. Вдаль тянулась почти такая же кишка, только горизонтальная и освещенная редкими чадящими лампами. Пол, стены и потолок покрыты металлическими пластинами с пятнами ржавчины. Пахло немытыми телами, мочой и тухлятиной.

Полукруглый люк выплевывал Шкурников. Тяжело сопя, ругаясь и отхаркиваясь, они направлялись дальше – к кельям.

«Пора и мне, – решил Духов, вклиниваясь в поток громоздких фигур. – Доберусь до лежанки, усну – и домой!»

Мысль придала сил. Андрей пошел быстрее и вскоре попал в другой коридор, просторнее и светлее. Вдоль правой стены – деревянные двери. Некоторые открыты, на пороге застыли женщины и дети. Кое-кто из Шкурников останавливался и вслед за родными скрывался в жилище.

Духов смотрел на обитателей Степной Обители и поражался их похожести. Какие они все серые, измученные, напряженные… Что женщины, что ребятня… Шкурники возвращались домой, но коридор не наполняли радостные голоса и уж тем более смех. Единственное, что позволяли себе лишь немногие – сдержанная улыбка. Андрей будто смотрел сцену из немого, черно-белого кино. Больше того, сейчас он сам являлся частью этого страшного фильма.

«Ненадолго», – Духов еще ускорился.

Коридор повел влево, и Андрей увидел Перлмара. Тот шел, почти касаясь правым плечом стены, опустив курчавую, с проседью, голову. Пройдя полсотни метров, Шкурник остановился у двери, постучал. Дверь открылась, на пороге оказалась высокая, худая женщина со спрятанными под темным платком волосами. На светло-сером, из грубой ткани, платье до пят пестрело немало заплаток.

«Витара, – Андрей «узнал» жену Перлмара. Она, как все женщины внешнего витка, старалась быть тихой и незаметной, но в ней чувствовались тепло и доброта. Витара хорошо относилась к Духову, а два года назад, когда тот слег с сильнейшей простудой, заботилась о нем, будто о сыне. – А вот и Шэрон».

Ухватившись за грубую ткань материного платья тонкими белыми пальчиками, у входа возникла девочка лет десяти. Бледная, с синими кругами под большими голубыми глазами и вздернутым носом, дочь Перлмара и Витары облизывала самым кончиком языка бескровные обветренные губы. И жадно смотрела на отца.

«Она его очень любит, – понял Андрей, глядя на девочку. – Но побаивается».

Перлмар переступил с ноги на ногу. Подошел к жене, коротко кивнул – та с видимым облегчением опустила глаза – и присел на корточки. Заросшее лицо оказалось напротив бледной девчоночьей мордашки. Шэрон пару раз моргнула и улыбнулась. Суровый Шкурник ответил – правда, получилась у него гримаса. Но девочка обрадовалась и этому. Отпустив платье матери, вытянула тонкие руки и шагнула к отцу – обнять. Перлмар мигом помрачнел. Выставил ладонь, останавливая дочь, покачал головой. Потом показал на темные глянцевые пятна, оставленные на защитном костюме кровью Ползучего Бора.

«Все правильно, – подумал Андрей, продолжая наблюдать. – Эта дрянь опасна, даже когда высыхает. Ее надо счистить».