Саймон воздержался от комментариев, но, учитывая мнение священника о семействе Барнес, рискнул спросить, является ли его должность приходского священника даром от поместья.

Ответ Филда поразил его своей неожиданностью.

— Да, действительно, — с горечью сказал он. — Но по праву все имение принадлежит мне. Тут много споров. По завещанию оно было оставлено сэру Уолфорду Джоном Филдом как часть приданого его дочери, но по справедливости оно должно было бы перейти к моей ветви семьи. Мой дед был братом сэра Джона, и, поскольку у того не было сыновей, имение должно было быть унаследовано сначала моим отцом, потом мною. Мой дядя, похоже, испытывал некоторые угрызения совести по этому поводу, так что приход и церковь были его подарком. Он завещал, чтобы они были переданы мне, после того как я получу степень доктора. — Он снова наполнил бокал Саймона и скупо улыбнулся. — Однако еще не все потеряно. Если леди Оливия не родит сына сэру Уолфорду, имение перейдет ко мне. Таковы условия завещания. Пока наследника нет, но она молода и недавно замужем.

Он коротко обрисовал Саймону обстоятельства, приведшие к составлению такого противоречивого завещания, затем перевел разговор на более общие темы. Они болтали, пока не кончилось вино. Когда Саймон уходил, Филд пригласил его заезжать еще, если окажется поблизости, и пообещал, приехав в Лондон, навестить Саймона. Саймон дал ему свой адрес в Бэнксайде, и они дружески расстались.

Саймон покинул дом священника и в задумчивости направился к дому семейства Паргетеров, который указал ему Филд. Джон Брейдедж запомнил историю семьи Филдов и поместья достаточно хорошо, но его собеседник не сказал ему ничего о завещании старого сквайра, возможно, он ничего не ведал о его содержании. Значит, в семье был конфликт по поводу передачи имения сэру Уолфорду, так? Если верить Филду, его дед был чем-то вроде паршивой овцы, чуть ли не пиратом, хотя позднее успокоился, стал почтенным членом общества и накопил много денег. Однако сэр Джон много лет отказывался общаться со своим печально известным братом, хотя, если бы судьба в виде сэра Уолфорда не вмешалась, он мог со временем смягчиться и изменить свое решение. Возможно, он думал именно об этом, когда настоял, чтобы адвокаты сэра Уолфорда включили в брачное свидетельство пункт, согласно которому в случае отсутствия наследника мужского пола у сэра Уолфорда до его смерти, имение возвращается в семью. Сэр Уолфорд согласился, не видя никаких проблем с рождением нескольких сыновей, а если уж не повезет, то дочерей, которые в свою очередь родят ему кучу крепких внуков.

Итак, оба семейства, Барнесы и Такетты, целиком зависели сейчас от того, сможет ли Оливия родить крепкого малыша мужского пола. Тем временем доктор Джеймс Филд, приходской священник церкви святой Анны, фактически потерявший свое наследство, тихо ждал в сторонке.

Дорожка вильнула вправо и привела к главным воротам имения и крепкому деревянному особняку, который и являлся выше упомянутым наследством. Солнце отражалось в высоких окнах, а из сада доносился тоскливый крик павлина. Домик Паргетеров, почти что хижина, стоял слева от главного дома, рядом с конюшней, коровником, пивоварней и прачечной.

Никто не остановил Саймона, когда он шел мимо господского дома к хижине, где обитали родители погибшей девушки. На двери висел венок из трав, перевязанный черной лентой. Саймон уже собрался постучать, как дверь открылась и вышел брат Элайзы, провожающий нескольких человек, которые, видимо, оставались погоревать вместе с родными, потому что перед уходом они пожали молодому человеку руку. Внутри было тихо.

Брат Элайзы несколько оторопел при виде хорошо одетого незнакомца на пороге и хотел было закрыть дверь, но Саймон остановил его.

— Простите, но не мог бы я поговорить с вашими родителями? — спросил он. — Я из Лондона, меня зовут доктор Саймон Форман, я проезжал мимо и узнал о смерти вашей сестры. Я зашел, чтобы выразить свои соболезнования вашим родителям, потому что, видите ли, я ее знал, она консультировалась со мной несколько месяцев назад.

Парень стоял, не зная, как поступить, пока не появилась мать, чтобы взглянуть, почему он не закрывает дверь. Саймон повторил все еще раз, и мать тут же жестом прогнала сына и поклонилась Саймону.

— Вы очень добры, сэр. Будьте так любезны, соблаговолите зайти.

Комната, куда его провели, была аккуратно прибранной, чистой и почти без мебели — явно парадная гостиная. Через открытую дверь виднелась солидных размеров кухня, откуда появился отец Элайзы, успевший уже переодеться в свою рабочую одежду. В доме пахло краской, потому что Паргетеры, как и многие бедные люди, не могли позволить себе траурной одежды и красили свои вещи в черный цвет. Увидев Саймона, Гарри Паргетер замер.

— Это доктор Форман из Лондона, Гарри, — сказала ему жена. — Он говорит, что наша Элайза консультировалась с ним некоторое время назад, а когда он услышал в деревне о нашем горе, то решил зайти и выразить свои соболезнования.

Гарри поздоровался с Саймоном с некоторым подозрением.

— Так вы доктор, сэр? И вы говорите, что моя дочь приходила к вам, потому что заболела?

— Нет, она не была больна, — мягко ответил Саймон, — она лишь просила меня составить ее гороскоп. Так делают многие девушки.

Эти новость разозлила Гарри.

— Я должен сказать вам, сэр, что я в такую ерунду не верю. Не годится христианам прибегать к языческим ритуалам, чтобы предвидеть волю Господа.

— Будет тебе, Гарри, — вмешалась жена, едва не плача. — Не будем ссориться в такой день. Наверное, подруги Элайзы поступали так же, а ведь ты знаешь, что молодые девушки подражают друг другу.

— Многие врачи используют астрологию, чтобы установить диагноз и предсказать исход болезни, — добавил Саймон. — Это очень почтенная практика досталась нам еще от наших предков.

— И все же я считаю, что это дело Бога, а не человека. И больше ничего моя дочь от вас не хотела?

— Только снотворное для своей госпожи.

— Ты иди, Гарри, у тебя ведь кобыла болеет. — Миссис Паргетер с жалостью посмотрела на своего мужа. — Тебе лучше на конюшне, чем сидеть здесь без дела. И ты тоже можешь вернуться к работе, Джошуа, — сказала она, поворачиваясь к сыну, — и утешить отца. Мы будем ждать вас обоих к ужину, хотя что касается еды… — Слезы снова побежали по ее щекам.

Паргетер обнял ее одной рукой.

— Ты правда хочешь, чтобы я ушел?

Она кивнула и вытерла слезы.

— Оставьте меня. Мы с Грейс уберем в доме и предложим доктору что-нибудь прохладительное. — Муж поцеловал ее в щеку и, все еще сомневаясь, позвал сына и вышел с ним из дома.

После их ухода миссис Паргетер предложила Саймону кусок поминального пирога и эля и отправилась за ними на кухню. Она была симпатичной женщиной, более яркой, чем ее дочь, и он подумал, что в нормальных обстоятельствах она должна быть быстрой и деловой. Она вернулась с кружкой эля и куском темного пирога на тарелке и поставила перед ним.