Всего за день 600 км, итого 2950 км.

День 7

Явление признаков

Завтракали мы в большой придорожной столовой. Здесь уже преобладал восточный уклад – обязательные молельные комнаты, уборные с отдельными шлангами для особенностей гигиены, орнаменты на стенах. Для еды можно было разместиться за сидячим столиком или на лежанке вокруг низкого и широкого стола. Телевидение транслировало местное подобие «Муз-ТВ» с казахским гангста-рэпом. Дальнобойщики пересылали друг другу по вотсапу видео на казахском языке.

Подкрепившись сами, мы заправили до полного бака и автомобиль. Забегая вперед, скажу, что бензин в Казахстане отменного качества, никаких нареканий, а стоит вдвое дешевле российского.

И опять была степь. Во всем виделось приближение к югу. Солнце висело выше, было жарче, степь, подбитая зеленью, шла рябью, а высокая растительность почти закончилась. Деревья пропали совсем, а кусты росли отдельными группками, нигде не образуя зарослей. Попалось и несколько маковых полей. Мы остановились, поснимались, повалялись, но, памятуя о судьбе не в меру разнежившегося среди маков льва из «Страны Оз», не стали задерживаться надолго. Да и время поджимало. По плану сейчас мы уже должны были быть на Мангышлаке, а именно выезжать из Актау в сторону Голубой бухты на Каспии. А еще посетить каньон Саура, мыс Тюб-Караган и добраться степями до Таучика.

Однако мы все еще находились в полутысяче километров от Актау. Дорога, впрочем, была великолепной: две полосы (а больше в этой местности и с этим трафиком и не нужно), но ровнехонькая как стол, покрыта великолепным асфальтом, без трещинки, без выбоинки, будто эталонный немецкий автобан.

Я ехал и не верил сам себе. И думал о том, что вряд ли мне поверит кто-то другой, когда я буду об этой дороге рассказывать. По ней можно было валить все двести, и останавливало меня лишь то, что я не верил, что она сейчас не закончится.

Так и виделось мне во все чаще появляющемся в мареве разгорающегося дня, в наслоениях теплого воздуха на асфальте впереди ее окончание и переход в грунтовку. Однако это были лишь страхи, последствия вчерашнего бездорожья.

Дорога вела и вела нас по степи и все еще оставалась ровной и прекрасной. Причем ровной она была фигурально – не только потому что поверхность ее не имела неровностей, – она сама была будто отчерчена по линейке. По ней можно было ехать сотню-другую километров, прежде чем она начинала сколько-нибудь ощутимо поворачивать в сторону.

Верблюды стали почти неотрывной частью пейзажа. Орлы реяли над дорогой, как навершия на бунчуках призрачных кочевых орд. Начинали попадаться раздавленные змеи и ящерицы. Ощутимо южнело. Степь все выравнивалась и выравнивалась, поселений не было даже на горизонте, и тем удивительнее было видеть то тут, то там кладбища, выраставшие из степи, как остовы разбитых кораблей из вдруг возникшего мелководья. Они и были чем-то похожи.

Степные казахские кладбища – весьма любопытное зрелище. Стоит сказать о них отдельно. Кладбище всегда состоит из разного количества могил, от нескольких штук до нескольких десятков, но никогда не разрастается до протяженных участков. Издалека это выглядит, как караван из огромных кибиток, сгрудившийся в полевой лагерь и отпустивший на выпас скот. Ютятся кибитки, стоят юрты, все налеплено, компактно до тесноты.

Примечательны и сами могилы. Это четырехстенные каменные изгороди с возвышениями по углам. Без крыши. Внутри могильный холмик. Размерами изгороди могут быть с небольшой жилой дом, а выглядят зачастую лучше, чем многие и многие дома в поселениях. Среди изгородей встречаются и купольные, похожие на мавзолей сооружения, и нечто напоминающее европейские склепы, и что-то совсем уж новодельное, аляповатое, избыточное, с украшениями. Но основа таких кладбищ – огромные могильные изгороди.

Происходит это из древних исламских заветов, говорящих, что могила должна быть устроена так, чтобы никакой дикий зверь, скот или человек не мог потревожить покой усопшего. Отсюда и изгороди. Избыточные их размеры – это уже вопрос вкуса и тщеславного мелкомыслия: дескать, надо, чтобы было не хуже, чем у людей, а желательно и лучше. Мне попадались в прессе, и не раз, рассуждения казахстанского духовенства с призывами прекратить эти излишества, но им, похоже, мало кто внимает.

Но дело не только в дурновкусии и тщеславии. Нехорошо обвинять в этом целый народ, целую страну, и нет на это никаких причин. Гораздо более глубокая причина кроется в казахском отношении к предкам. Конечно, доминирующая религия здесь ислам, но уж очень своеобразно усвоенный. Дабы уйти от пространных рассуждений, скажу, что главное у казахов – род и предки. Это не противоречит исламу, ведь и пророк – это предок, и от него идет род. Чем более уважаем в роду был человек, тем весомее его положение и в загробной жизни. И там, за порогом смерти, он собирает свой род, и ведет его за собой, и блюдет обычаи, и является мерилом всего и вся. И сила его, и дела его, и память о нем – лишь до той поры, пока степь не уничтожит всякий след от его могилы. При этом могилу не следует подновлять, поэтому и делают ее максимально крепкой.

Сейчас, конечно, обычаю следуют меньше, но он никуда не делся и очень важен для казахского мироощущения.

Попадалась мне и такая версия, что, дескать, во время жизни степняк кочует и потому в общем-то презирает быт и покой. Его дом – вся степь. А вот когда он умирает, то не может больше кочевать, и теперь ему должно обеспечить вечный дом, вечный покой.

Странным для монотеизма образом в казахском исламе душа человека после смерти попадает куда ей и должно попасть по исламу, а вот дух предка остается здесь, возле его могилы. Потому и вновь умерших членов рода стараются хоронить возле могил славных и древних предков. Род должен быть родом всегда – и в жизни, и в смерти. Так в степи появляются кладбищенские городки. Если все члены рода лежат рядом, не прерывается его сила, его слава, его прошлое перетекает в настоящее со всей неизменностью мировращения. Впрочем, как и всё в степи.

Степное родовое кладбище – это всегда место силы. Сюда ездят поклоняться духам предков всем родом. Иной степняк может ни разу в жизни не посетить святые места и даже обычную мечеть, но к родовому степному некрополю он найдет дорогу, где бы он ни находился.

И еще