важный момент. Заставшие в степи ночь путники предпочитают ночевку возле кладбищ. Не в пример нашим традициям, где кладбище – это место, в коем с наступлением темноты оживает всякая нечисть, степные кладбища – это места, где духи усопших оберегают всякого живого от любой напасти, и в первую очередь от джиннов и шайтанов.

Вскоре дорога повернула на запад. Это случилось возле Бейнеу – большого, а по некоторым данным, самого большого в Казахстане села, численностью под 50 тысяч человек. Действительно, много для села. Для сравнения: самый маленький город России – Чекалин – имеет население в 995 жителей. Мы пролетели мимо разбитого среди песков парка, мимо гигантского красного знака I LOVE BEINEU, с замечательной достоверностью скопированного с амстердамского арт-объекта. Заскочили на заправку. На ней, кстати, были нидерландские байкеры. Они поднимали вверх, не снимая краг, большие пальцы и одобрительно кивали в сторону знака.

Прямо дорога уходила в Узбекистан, до которого отсюда рукой подать, а мы свернули направо. Еще по прямой можно через степные торные направления достичь некрополя Бекет-Ата, Устюрта и Босжиры, но не таков был наш план. Мы рвались на Мангышлак.

Местность вокруг Бейнеу уже чисто пустынная. Голая, плотная, будто сцементированная, с редкими кустиками, земля. Ни намека на воду, ни балочки, ни ложбиночки, ровное, как бильярдный стол, пространство.

Однако так продолжалось недолго. Мы удалялись к западу, то есть приближались к Каспию. Практически мы уже подъезжали к восточной кромке Мангышлака. Об этом нам сообщили вдруг начавшиеся появляться на горизонте рельефные длинные полосы – будто кто-то натянул сигнальную ленту. Это были знаменитые чинки – резкие многосотметровые обрывы, делящие местные пустыни на немыслимых размеров плато.

На любом таком чинке запросто может поместиться средних размеров город с сотнями тысяч жителей. По иному краю такого чинка можно ехать полдня и нигде не найти съезда. Бывает, один чинк от другого отделяет огромная пониженная площадь в десятки километров шириной, и если пересечь ее всю, то на другом ее краю вдруг запросто может оказаться, что перед тобой был лишь очередной обрыв. А может случиться и так, что между отвесными уступами двух противолежащих чинков будет расстояние в несколько десятков метров. И тогда две эти сошедшиеся вопреки поговорке горы образуют немыслимой красоты каньон протяженностью на километры, глубиной в сотни метров, весь состоящий из причудливых извивов и петель, куда там Гранд-Каньону в Америке!

Если взглянуть на чинки на снимках из космоса, то мы увидим замысловатый узор, более всего напоминающий тот, что оставляет на стекле мороз, – разнообразные завитки, протяженные извивы, щупальца, длинноворсные коралловые отростки. С той лишь разницей, что этот морозный узор нарисован на плоскости пустыни в одном из самых жарких и засушливых мест планеты.

От многих чинков остались лишь крохи – и тогда в степи стоят одинокие столовые горы фантастической красоты. Одни напоминают юрту, другие шелом средневекового воина, третьи казан для плова. Ветер вытачивает на их мягких склонах узоры, напоминающие то арабскую вязь, то месопотамские барельефы, то колоннады античных храмов. И все это в разных цветах и сочетаниях, совершенно немыслимых, как обложки альбомов психоделических рок-групп.

Пока мы любовались ими издали и предвкушали скорое знакомство, но ехали с ощущением, что кругом еще степь, степь без оглядки, а чудеса еще впереди.

И вдруг дорога пошла на небольшое понижение, появилось дорожное ограждение, и мы пронеслись, раскрыв рты, свернув голову вправо, по краю пропасти. Конечно, мы сразу затормозили и вернулись.

Это был обрыв чинка! Это был наш первый чинк! Все это время, десяток-другой километров, мы ехали по спине чинка.

Пребывая в невероятном возбуждении, мы принялись носиться по его уступам, сниматься сами и снимать расходящийся вдаль каньон. Невероятными были виды и невероятным было само осознание того, что вот так вот запросто, одолев уже тысячи километров по степи, можно оказаться натурально на краю земли. Что степь – ровнейшая, без конца и без края, как вселенная, степь – может вдруг ни с того ни с сего вздыбиться невероятным горным уступом.

Потратив битый час на красоты нашего первого чинка, погоняв по его склонам стайки каких-то мелких птичек, мы, потрясенные, поехали дальше. Однако это был еще не Мангышлак. Это была северо-западная оконечность плато Устюрт, неимоверных размеров, в полтора Пермских края площадью, совершенно безжизненного пространства. Здесь плато обрывалось крайним своим чинком и маячила за ним вдалеке, на понижении, широкая и протяженная гладь залива Кайдак.

И это тоже был не Мангышлак. Залив Кайдак сам по себе воплощение одного из вековечных природных чудес – Дыхания Каспия. Я уже вскользь упоминал о нем. Это колебание уровня морской поверхности.

Еще несколько десятилетий назад никакого залива Кайдак не было. Был сор Кайдак – грязе-солевая пустыня, солончак. Она доходила до огромного залива Мертвый Култук. Площадь которого, если уж мы взялись все мерять в Пермских краях, без малого около пятой части края.

Однако если мы отмотаем еще на несколько десятилетий назад, до 20-х годов ХХ столетия, мы обнаружим, что не было никакого залива Мертвый Култук, а был на его месте столь же огромный сор Комсомолец.

Ну а углубившись в середину XIX века, мы опять найдем на его месте залив Мертвый Култук.

Вернувшись же в наши дни, в самое что ни на есть сегодня, мы вновь не найдем залива Мертвый Култук, как не найдем на его месте и сора Комсомолец. А обнаружим мы не залив… а пролив Мёртвый Култук. А заливом теперь будет обводненная, почти доходящая до Устюрта, бывшая суша, а теперь залив Кайдак.

Так прибавил в уровне Каспий. Чудо? Еще какое! Но чтобы его увидеть, надо поторопиться. Дыхание Каспия вечно, и после вдоха он вот уже с конца 90-х годов прошлого века начинает делать выдох, и воды опять отступают.

Итак, где же мы находились?

Мы находились на северо-западном уступе Устюрта, возле залива Кайдак. За западным его берегом лежал полуостров… Нет, не Мангышлак. То был полуостров Бузачи – огромная, размером почти с Мангышлак, ровная, безо всяких чинков, нефтеносная пустыня.

Так где же тогда Мангышлак? – вознегодует читатель. Терпение. Если мы вспомним упоминавшуюся уже нами птичку удода, а затем взглянем на карту восточного берега Каспия, то увидим профиль удода, летящего на запад. Его пышным хохолком будет как раз тот самый полуостров Бузачи, головой и грудкой – полуостров Мангышлак, а клювом – самая западная часть Мангышлака, глубоко вдающийся в море Тюб-Караган.

А чудеса не заканчивались. Вскоре перед нами вздыбилась стена очередного чинка. Дорога вела прямо на него, в лоб. Вскоре пошла пологая насыпь, а затем в чинке показался просвет. Чинк просто прорубили