Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Позвякивая связкой квартирных ключей, я вошла в свой подъезд. Мне навстречу, небрежно перебирая лапами, трусил… бульдог. Глянув на него, я поняла, что могло напугать юношу-почтальона. Вид пса был крайне недоброжелательный. Впрочем, экстерьер его хозяина выглядел ничуть не лучше: заплывшая дряблая физиономия, по максимуму заросшая щетиной, в сочетании с невообразимо большой «трудовой мозолью» ниже уровня груди. Все это создавало весьма отталкивающее впечатление. Пес вдруг «окрысился» на меня, продемонстрировав весь комплект устрашающих зубов. Хозяин животины не счел нужным одернуть своего питомца, и тот щелкнул челюстями буквально в сантиметре от моей ноги. Подавив желание осадить агрессию пулей в квадратный лоб псины, я, бросив беглый взгляд на свой почтовый ящик, обнаружила там нечто. К рекламе это не имело никакого отношения, так как соседние ящики демонстрировали сквозь дырочки пустоту. Давно мне не приходило никакой корреспонденции, тем более писем, которые скоро станут вообще анахронизмом в нашей жизни.
Письмо не прошло через почтовое отделение — на конверте не было даже адреса, лишь моя фамилия и имя, наклеенные в виде квадратиков печатных букв, взятых из заголовков газет. Интригующе. Как в классическом детективе.
Конверт я решила вскрыть дома, но здесь меня подстерегал неприятный сюрприз. Замок, который я настойчиво пыталась повернуть, почему-то упрямо не хотел поддаваться. Я теребила ключ в замке до тех пор, пока не поняла, что дверь моей квартиры попросту открыта.
Первый признак чужого присутствия, настороживший меня при входе в квартиру, — запах. Как гончая я водила носом, улавливая мужские флюиды, витавшие в воздухе и состоявшие из смеси туалетной воды, пота и дорогого табака. Заглянула в комнату и оценила обстановку — все вещи на своих местах, в таком же положении, в каком я их оставила, уходя сегодня утром из дома. Услышав знакомый, приторно-сладкий голос, я вздрогнула.
— Деточка, пройди на кухню, я тебя жду.
Когда я возникла в кухонном проеме, вид у меня был совершенно дикий от злости, овладевшей всем моим существом. Именно на такой благодатной почве и зиждется очень часто преступление.
Жига собственной персоной сидел вразвалку за моим кухонным столом, отхлебывал чаек из моей любимой чашки со слонами, жевал мой крекер и слащаво улыбался. Он был один. По правую руку от себя на столе Жига держал наготове сотовый телефон. Это было верхом всякой наглости.
— Ничего, что я тут без тебя похозяйничал немного? Решил сюрприз сделать. Видишь, даже чаю заварил.
Его снисходительно-покровительственный тон завел меня еще больше. Ну уж нет! Я не позволю ему вывести меня из себя, не доставлю такого удовольствия! Основным моим союзником сейчас должно быть хладнокровие.
— Решил удивить меня прохождением сквозь закрытую дверь? Не получилось, к сожалению.
Я старалась говорить как можно спокойней.
— Просто хотел к тебе в гости, а ты не пригласила. Пришлось проявить самостоятельность.
Жига смачно хрустнул крекером, обнажив свои на редкость белые зубы.
— Что тебе нужно? — я подперла плечом косяк и приняла, как говорят психологи, закрытую позу, скрестив руки на груди. — Всю интересную для тебя информацию я передала Свитягину.
— О! Ты и это знаешь! — Его удивила моя осведомленность о тесном сотрудничестве опера Николая Свитягина с его персоной. — Столярова этого мы ищем. Я так думаю, что в результате затрат на его поиски этот резвый уголовник будет должен мне побольше, чем две тысячи баксов.
Про себя я мысленно вздохнула. Значит, клюнул все-таки. Еще тогда, сидя у толстяка в машине, я поняла — он говорит далеко не все, что знает. Но, к счастью, известно ему было не так уж много. Прояви Жига чуть большую расторопность в деле, ему ничего не стоило бы выяснить, что его деньги присвоила Степанида Коврина, мать убитого. Но зачем этому ленивому ростовщику «чесаться», когда всю работу за него может выполнить некая Таня Иванова? Мой расчет оказался верным. Вот так. Иногда и за свой кровный гонорар приходится бороться. Но было одно «но». Если моя липовая версия о том, что родной дядюшка укокошил племянника, прокатила, то было совершенно непонятно, что заставило этого наглого толстяка появиться у меня дома.
Я намеренно молчала, заняв выжидательную позицию, и со скучающим видом рассматривала его узорчатую рубашку из тонкого шелка. Светлый пиджак был им аккуратно повешен на спинку стула, а вот свои черные лакированные ботинки он не удосужился снять в прихожей.
— Танюш, ты садись. Поговорим как люди. Нужно растопить лед в наших отношениях.
Определенные актерские способности у него безусловно наличествовали. Но тот период, когда я была наивной доверчивой девочкой, минул лет пятнадцать назад. Поэтому все попытки Жиги изобразить из себя рубаху-парня произвели на меня не больше впечатления, чем жалкие потуги бездарного абитуриента на опытную комиссию. Но стоя перед ним, в то время как он сидел, я лишалась психологического преимущества. Поэтому, отодвинув стул, я устроилась напротив.
Больше всего я сейчас опасалась, что Жига заговорит о помощи, которую ему необходимо получить от меня в поисках Столярова.
— Я давал обещание, помнишь? При нашем расставании сказал, что увидимся через два дня. А обещания свои нужно выполнять.
— Если это единственная причина твоего посещения, то теперь, после того, как ты сдержал обещание, я хотела бы остаться одна.
Жига поморщился так, будто в рот ему засунули лимон.
— Одиночество — это же патология, деточка. К чему сохнуть одной, когда рядом может быть достойный мужчина?
Поток воздуха, вызванный смехом, чуть не вырвался у меня на свободу. Он что, и правда возомнил себя моим очередным героем-любовником? Я как бы невзначай прикрыла неудержимую улыбку ладонью, пытаясь одновременно сделать верхнюю часть лица крайне серьезной. Для большей убедительности даже нахмурила брови. Ну, Татьяна! Ты же актриса похлеще этого жирного плейбоя. Сказать, что я не интересуюсь мужчинами? Не поверит. К тому же наверняка уже многое обо мне знает. Как отказать, чтобы обойтись без разборок и мести со стороны незадачливого поклонника? Как объяснить этому недогадливому борову, что меня интересуют только сильные мужчины? Сильные не в смысле их денежных тылов и безразмерной весовой категории, а как личность.
— В данный момент я лечусь от не очень хорошей болезни, — на полном серьезе сделала я заявление. — Поэтому все мужчины, а в особенности достойные, мне сейчас противопоказаны. Не хочу неприятностей.
Так, теперь главное до конца продержать на лице постную мину. С физиономии ростовщика слетела слащавая ухмылочка. Вид он принял явно озабоченный. Был бы немного поумнее, сообразил бы, что о таких вещах малознакомым мужчинам женщины говорят только в одном случае — если это неправда. Но для подобных умозаключений мозг должен быть не столь примитивным, как у моего сегодняшнего ухажера.
— Да-а… — тягуче пропел несостоявшийся кандидат в мои избранники, — очень жаль…