Красивый профиль, на который падала тень, был прямо передо мной. Только в этот момент я осознала, насколько он близко. Касё повернулся ко мне: вечная ухмылка пропала, лицо не выражало никаких эмоций. Я не могла оторвать взгляда от его шеи: узел галстука ослаблен, а верхняя пуговица рубашки расстегнута. По моим ушам и шее стекали мелкие капельки воды.

– Не надо на меня так смотреть, – сказал он.

– Просто переживаю, вдруг ты простынешь, – принялась неловко оправдываться я.

– Что ж, спасибо.

Прислонившись к выцветшему сиденью, я очень осторожно спросила:

– Тебе часто приходится общаться с друзьями своих подзащитных?

Касё тут же ответил:

– Нет, до такого доходит очень редко.

– Знаешь, мне кажется, тебя тоже очень заинтересовало это дело.

– Да нет, для меня оно не особо отличается от других. Если проникаться историей каждого клиента, долго адвокатом не проработаешь.

– Но ведь в каких-то случаях тобой движет именно чувство справедливости. Разве я не права?

– Ну тебе как профессионалу виднее.

Я сидела, обхватив колени руками, и смотрела на дождь. Воздух был наполнен запахом мокрой листвы, лес погружался в туман. Вскоре капли дождя начали затекать внутрь кабины, и мне пришлось переставить ноги. В окружавшем нас полумраке они казались совсем миниатюрными в туфлях-лодочках по сравнению с гигантскими ногами Касё.

– Мне кажется, если кто и погрузился в дело Канны с головой, так это ты.

Я тут же невольно уставилась на него и, запинаясь, произнесла:

– Почему ты так решил?

– Не знаю. Подумал, может, у вас в прошлом имел место какой-то схожий опыт. Но это так, предположение, – произнес Касё, смотря куда-то в сторону. – Но тебе ведь раньше тоже было трудно справляться со своими эмоциями. У тебя довольно сильный характер, но, если рядом с тобой появлялась другая, даже самая обыкновенная, ничем не примечательная девушка, ты все равно сразу зажималась и закрывалась в себе. Причем ты вела себя так не только в компании чужих людей, но даже со мной.

Касё, будто придя в себя, резко замолчал. Тут раздался телефонный звонок. Сердце у меня подпрыгнуло от неожиданности. Увидев, чье имя высветилось на экране, я сразу же взяла трубку.

– Гамон?

– Алло, Юки? – по его тону сразу стало понятно, что это что-то срочное.

Я слушала его, не сводя глаз с Касё.

– Касё? Да, он со мной.

Тот удивленно поднял брови. В его глазах читался немой вопрос: «Я?» Кивнув, я передала ему телефон.

– Гамон, привет. Да. Что?! Мне обязательно надо идти? Она ведь, скорее всего, меня даже не узнает. Хорошо, понял. Буду где-то через час.

Он вернул мне телефон:

– Держи.

Я отключилась и посмотрела на Касё.

– Гамон сказал, ее состояние сильно ухудшилось?

– Похоже на то, – натянуто улыбнулся он. – Дождь почти закончился, я, пожалуй, пойду. Если вдруг она умрет, я дам знать.

Касё высунул наружу свои длинные ноги и вылез из кабины.

– Не хорони ее раньше времени, – сказала я, когда он уже стоял снаружи.

– Да брось, ей нужно столько жидкости откачать отсюда, сомневаюсь, что врачи справятся, – ответил он, прикасаясь пальцем к виску.

Касё направился к набережной, не обращая внимания на грязь под ногами. Дождь закончился, но небо все еще было затянуто тучами. Уже наступили сумерки. Фигура Касё, словно тая, исчезала вдалеке. Я выскочила из детского паровозика и поспешила вслед за ним, на бегу рассекая тьму. Касё обернулся.

– Ты ведь домой? Гамон сказал, что тоже поедет в больницу, кто-то должен побыть с Масатикой.

– Да, мы уже договорились. Гамон обещал предупредить, если задержится.

– Точно, вы же женаты, – рассмеялся Касё, словно только что об этом вспомнил.

Опавшие листья намокли и прилипали к носкам туфель, поэтому каждый мой шаг сопровождался противным хлюпаньем.

Мы вышли на широкую улицу, и я почувствовала странное облегчение: непроглядная тьма наконец отступила. Свет фар ослеплял, а фонари слабо освещали намокшую улицу.

– Когда ты в последний раз видел мать?

– Когда… хм-м-м?.. – задумался Касё. – А, вспомнил, прошлым летом. Было ужас как жарко, я еле поднялся на холм, где стоит ее больница.

– Так давно, – сказала я себе под нос.

– Да, знаю, я не идеальный сын. Свалил все на дядю с тетей. Сам только деньги перевожу, а остальное вроде как меня не касается. Знаешь, я так им благодарен. Меня, чужого ребенка, они воспитали как родного. Пусть я и родственник, все равно они не обязаны были принимать меня в свою семью.

Этими дядей и тетей были родители Гамона. Мой свекор довольно обеспеченный человек, до выхода на пенсию он работал на руководящей должности в одной известной компании. При этом и он, и его жена удивительно любящие, заботливые и мягкие люди. Таких редко встретишь. И ко мне, хоть я и не самая «правильная» жена, они относились очень тепло, и о Касё заботились, как о собственном сыне. Просто идеальные родители.

– Может, моя мать боялась, что ее жизнь станет однообразной и скучной, как у ее сестры? Может, это был протест? Но я ведь уже вырос. Я не могу вот так, по щелчку пальцев, начать переживать за мать с суицидальными наклонностями.

Мы с Гамоном всего раз ходили вместе с Касё в больницу навестить его маму. Это было несколько лет назад. Когда мы пришли, она спала. Худощавая, с признаками слабоумия на лице… Нам сказали, что она уже давно в таком состоянии. На работе я привыкла видеть самых разных людей, но при взгляде на нее у меня все равно сжалось сердце: что же должно произойти, чтобы человек так сломался? Наверное, желая прервать молчание, Касё произнес:

– Знаешь, ведь принято считать, что, каким бы родитель ни был, ребенку все равно будет тяжело его потерять. Неужели это действительно так? Я без иронии, мне правда давно не дает покоя этот вопрос… Ладно, дальше я на такси. Тебя подвезти?

Он вскинул руку, и ее тут же поглотила тьма.

– Нет, спасибо.

Я смотрела вслед удаляющейся машине. На темной улице вновь воцарилась тишина.

Канна пришла в переговорную в белой блузке с круглым воротником. Ее наряд очень напомнил мне школьную форму.

– Эту блузку принес вам Касё?

Она отрицательно покачала головой.

– У всех блузок, которые приносит мне господин Анно, острые воротники. А Кёко знает, что мне нравятся круглые.

– Мы с ней недавно общались, у вас замечательная подруга. Такая проницательная девушка и может за себя постоять.

Канна широко улыбалась, слушая комплименты в адрес Кёко. Я еще никогда не видела ее такой счастливой.

– Да, она еще и очень умная! Я ей восхищаюсь. А вот парни ее почему-то не понимают.

– Вы ведь подружились сразу, как Кёко перевелась в вашу школу?

– Да. Я подумала, раз она любит читать, то мы поладим.

Я посмотрела на правую руку девушки, которую та напряженно сжала, положив на колено поверх черной юбки. Похоже, на самом деле Канна нервничала.

– Кстати, сколько вам было лет, когда вы начали позировать на занятиях вашего отца?

– Что? – переспросила