– Вы ведь иногда позировали для учеников отца, верно? Кёко сказала, из-за этого у вас даже не всегда было время с ней встретиться.

– Хм, по-моему, это началось в последнем классе начальной школы[14].

– Какие люди учились у вашего отца? Молодые? Студенты университета или постарше?

– Почему вы интересуетесь этим? – недовольно спросила Канна.

Я заметила, что теперь напряглись не только ее руки, но и плечи.

– Никто из учеников не позволял себе лишнего по отношению к вам?

Услышав мой вопрос, Канна, кажется, удивилась.

– Нет.

– Точно? Я слышала, что один студент приставал к вам.

– Я сама дала ему повод думать, что он мне нравится. Мне неприятно вспоминать об этой истории… Но в любом случае в итоге я прямо сказала ему, что не буду с ним встречаться.

– Тогда давайте немного сменим тему. Чем занималась ваша мама, когда проходили эти занятия?

Канна посмотрела на меня с недоверием, и я повторила вопрос:

– Расскажите поподробнее, где она была во время занятий?

– Не знаю, наверное, ходила по магазинам или еще куда-то… А, нет, у нее были кулинарные курсы по субботам после обеда. Отец решил проводить свои уроки именно в это время, пока мамы нет дома.

– Почему это было для него так важно?

– Он часто говорил маме куда-нибудь уйти, чтобы не отвлекать его от работы.

– Понятно, – кивнула я и перешла к следующему вопросу.

У меня возникло стойкое ощущение, что даже малейшая пауза может привести к концу нашего разговора.

– Вам нравились ученики вашего отца?

Канна неуверенно покачала головой.

– Нравились? Наверное, нет.

– Можете в двух словах описать, какое они производили на вас впечатление?

Она уж было хотела ответить, но резко замолчала.

– Все хорошо, – тихо сказала я, пытаясь ее подбодрить.

– Они были… неприятными.

Как только Канна произнесла это, ее красные от усталости глаза расширились, и из них потекли слезы.

– А… почему? – тут же спросила я. – Канна, почему вы так говорите?

– Почему я говорю, что они были мне неприятны?.. Я… я и сама не знаю почему…

– Не волнуйтесь, все в порядке. Вы можете быть со мной откровенны, – мягко произнесла я.

– Госпожа Макабэ, с тех пор как я попала сюда, мне постоянно снится сон, как я пронзаю ножом какого-то склизкого монстра. Мне так противно на него смотреть, поэтому я раз за разом втыкаю в него нож. Он мне кого-то напоминает, но я никак не могу понять, кого именно. Скажите, госпожа Макабэ, как так вышло, что я стала убийцей? Все-таки, наверное, у меня не все в порядке с головой…

– Канна, а что произошло в тот день? Может, в какой-то момент внутри вас что-то изменилось, как будто щелкнул переключатель? Так могло повлиять даже самое простое слово, самая незначительная ситуация. Расскажите, мне важно это знать.

– Сама не знаю. Я уже давно стала за собой замечать, что иногда у меня словно отключается сознание. Даже Кагава всегда говорил мне, что я слишком резко завожусь, и это ненормально. Мама тоже беспокоилась, что со мной происходит что-то странное.

– Может быть, в прошлом у вас был какой-то травмирующий опыт? Кагава говорил, вы постоянно занимались самоповреждением.

В этот момент я поняла, что Канна больше не способна себя контролировать. Она расплакалась и стала сильно трясти головой, как будто бы не соглашаясь с моими словами. Надзиратель не выдержал и прервал нашу встречу. Канна встала и посмотрела на меня красными от слез глазами.

– Это… моя вина… Это все моя вина.

Мы находились на самом верхнем этаже больницы. Я выглянула из окна. С просторной парковки выезжали автомобили. Раскинувшиеся по обе стороны дороги пейзажи рисовых полей были скучны в своей безмятежности. В пригороде Токио не найдешь величественной, не тронутой человеком природы, которая способна залечить любые душевные раны. Все утыкано домами и полями, кое-где мелькают магазины, а на дорогах тихо и безлюдно. Сложно представить, что в таком месте может произойти убийство.

Небо заволокли слоистые облака: похоже, вечером будет моросить. Мать Канны с тревогой смотрела в окно, но, когда Касё принес ей бумажный стаканчик с горячим чаем, как будто немного успокоилась и с благодарностью взяла его.

Я зачарованно смотрела на большие глаза и густые ресницы этой женщины, которые заставляли забыть о ее возрасте. Впавшие щеки сохраняли фарфоровую белизну. Она поразительно походила на девушек с картин покойного мужа – тех самых вчерашних девочек, которые только-только стали взрослыми.

– Простите, что снова вас беспокою. Мы с коллегой хотим прояснить несколько ключевых моментов в деле вашей дочери. Это не займет много времени, – с этими словами сидевший в кресле Касё почтительно склонил голову.

Мать Канны тихо ответила:

– Да, конечно.

Возможно, она согласилась поговорить с нами только потому, что мы пришли к ней в больницу и ей некуда было деваться. Чертами лица женщина не очень напоминала Канну, но одного взгляда на плечи, обтянутые темно-синим кардиганом, было достаточно, чтобы понять: это действительно ее мать.

– Как вам хорошо известно, до суда стороны защиты и обвинения разговаривают со свидетелями, чтобы собрать как можно больше информации по делу. Сегодня мы с коллегой тоже преследуем эту цель. Итак, позвольте задать вам несколько вопросов.

Касё пристально посмотрел на женщину, а затем спросил:

– Прежде всего скажите, ваши намерения не изменились? – Он хотел удостовериться, что она все еще планирует выступить свидетелем стороны обвинения.

Женщина сразу кивнула.

– Моя семья разрушена. Теперь Канна должна справляться со своими проблемами самостоятельно. Если в этот раз я попытаюсь за нее вступиться, как она научится защищать себя?

– Какими были отношения между вашими мужем и дочерью? Неужели настолько плохими, чтобы дело дошло до убийства?

– Они и правда всегда плохо ладили. Отчасти потому, что где-то в старшей школе Канна совсем перестала нас слушаться. Например, однажды тайком провела своего парня к нам в дом переночевать. Это явно был какой-то хулиган, даже волосы каштановые[15]. Мой муж тогда страшно разозлился, устроил скандал. Кажется, он даже ударил Канну. С тех пор она практически не разговаривала с отцом.

– Это был единственный раз, когда он поднял руку на Канну?

– Да. Он всегда говорил, что кулаками решают проблемы только полные идиоты. Хотя, конечно, если был не в духе, мог и накричать. Но раньше все мужчины так себя вели, разве нет?

– Думаете? – ответил Касё.

Вдруг дверь открылась, и молодая медсестра ввезла в комнату отдыха пожилого мужчину на коляске. Несколько человек (скорее всего, родственники) уже ждали его у стола. Они наперебой заговорили: «Как ты?», «А у нас для тебя пудинг!» Наверное, мужчине только что сделали операцию. Он покачал головой, пытаясь изобразить недовольство, но его лицо само собой расплылось в улыбке. Комнату заполнил веселый смех. Мать Канны даже не посмотрела в ту сторону.

– Ваш муж так сильно не хотел, чтобы Канна стала телеведущей? – задал Касё очередной