— Иногда бывает, — бормочу я, лавируя между столиками и попутно задаваясь вопросом, должна ли вообще на это отвечать. — Но нечасто.

— Вечер пятницы не располагает к утру субботы, это понятно. Сегодня куда-нибудь идёшь?

Снова посещает ощущение, что всё происходит не со мной. Для чего Дан это спрашивает? Исключено ведь… В смысле это точно исключено! И как перестать отвечать односложно? Дан разговаривает легко и многословно, а я так, будто мой лексикон строго ограничен, а к голове приставлен пистолет. 

— Да не пугайся, красавица, — говорит он, по-своему расценив повисшую паузу. — Просто хотел узнать, будешь ли ты завтра в офисе. У меня встреча неподалёку, и я хотел посмотреть промежуточные правки, чтобы заранее знать, с чем твоя категоричная душа не согласна. 

Его голос снова становится насмешливым:

— Суровая ты девушка, Татьяна Викторовна. Даже Матросов постеснялся предложить мне дилерский договор.

— С тобой стесняться себе дороже, — наконец, нахожусь я и даже позволяю себе улыбку. — Сам же говорил, что не подарок. 

Теперь Дан смеётся. Громко и с удовольствием, так, как меня всегда восхищало.

— Занимательная ты девушка, Таня. С какой стороны ни посмотри.

— А ты сам? — спрашиваю я, осмелев. — Сегодня тоже по клубам? 

Говорю — и тут же испуганно кусаю щёку. Перегнула палку. С Громова взятки гладки — он ВИП-клиент и, скорее всего, привык так общаться, а я… В общем, такой вопрос был точно лишним.

— Да какие клубы, малыш, — его голос внезапно становится серьёзным и чуточку уставшим. — Еду в аэропорт. К родителям на пару дней летал. А что, соскучилась?  Имей в виду, я через пару часов прилечу. 

Я машинально опускаю взгляд себе на руку: кожа пупырчатая, как у динозавра мезозойской эры. И как тут успокоиться? Ну ясно ведь, что он шутит.

— Все важные восстановительные процессы проходят с одиннадцати вечера до часу ночи, поэтому в это время лучше не бодрствовать, тем более если завтра рано утром у тебя важная встреча. Так что лучше отдохни. Договор ещё успеем обсудить.

— Учту, красавица, — усмехается Дан. — Тогда до понедельника.

— До понедельника, — отвечаю я и трясущимся пальцем сбрасываю вызов.

Опустив телефон, беспомощно разглядываю себя в отражении туалетного зеркала. Все важные восстановительные процессы проходят с одиннадцати до часу, Таня? Какого… как Василина говорит, хрена? Ты действительно думаешь, что Дану нужна была эта информация? 

То ли я успела подготовить коллектив к внешним переменам новой причёской, то ли стёрся эффект новизны, но, когда в понедельник я прихожу в офис во всеоружии, — в новых вещах и с лёгким макияжем, который Василина обозвала «нюдовым», — никто мой новый образ не комментирует. Хотя смотреть — смотрят, конечно, и многие с любопытством. От этого противный шепоток в голове оживает, но, к счастью, смолкает, когда я прохожу мимо зеркальной двери зала совещаний. Потому что впервые за всю жизнь я действительно себе нравлюсь. Юбка комфортная, не длинная и не короткая, приталенная рубашка из лёгкого кремового шёлка не стесняет движений, а каблук туфель хоть и высокий по моим меркам, но устойчивый за счёт толщины. 

— Татьяна! — окликает Дивеев, появившийся в дверях лифта. — Ты… 

Оглядев меня с ног до головы, он неожиданно мешкает и лишь спустя несколько секунд заканчивает фразу:

— Ты, как сможешь, загляни ко мне, ладно? Римма Радиковна документ один прислала. Нужно твоё мнение.

Путь в свой кабинет я продолжаю, переполненная восторгом и растерянностью. «Заглянуть, как смогу»? Не «прямо сейчас» и даже «не поскорее»? И ему хочется узнать моё мнение?

Вот что значит работать с крупным клиентом — я про Громова, конечно. Даже Сергей Борисович, привыкший относиться ко мне как к девочке на побегушках, наконец взглянул на меня другими глазами. 

Поставив на стол сумку, в нерешительности смотрю на часы, а потом снова на дверь. Можно пойти к Дивееву прямо сейчас, чтобы сэкономить время и потом не отвлекаться от текущих дел.

Но вместо этого я включаю ноутбук и иду на кухню за утренней порцией кофе. До начала рабочего дня есть ещё пятнадцать минут, которые хочется провести так, как мне нравится. Например, проговорить традиционные аффирмации, посмотреть в зеркало, чтобы проверить, всё ли в порядке с макияжем, и не спеша смаковать любимый американо, вдыхая бодрящий аромат. Словом, взять заслуженную паузу перед очередным забегом и просто наслаждаться утром в новом обличии. Именно такую цель я перед собой поставила. Учиться получать удовольствие.

— Вот, Татьяна. — Так же, как недавно делал Дан, Сергей Борисович придвигает ко мне договор, [N2] , заставив меня мысленно хихикнуть. В отличие от Громова, пальцы у Дивеева короткие и толстые, как сардельки. — Что думаешь? 

Я просматриваю листы, на полях которых пестреют множественные заметки, и растерянно моргаю. Очевидно ведь, что Римма Радиковна всё проверила и оставила свои замечания. Для чего тогда ему моё мнение?

— Я так понимаю, в договор уже внесены корректировки? — уточняю осторожно .

— Но второе мнение будет не лишним, так ведь?

Дивеев выжидающе смотрит, будто всерьёз рассчитывает, что я покиваю, и когда не дожидается, со смехом добавляет:

— Одна голова хорошо, а две лучше. 

Рассмеяться в ответ не получается, и вместо этого я натянуто улыбаюсь. Наверное, некоторым людям лучше не пытаться шутить. С недовольным лицом Сергей Борисович выглядел куда органичнее. 

— Тогда я возьму документ с собой и посмотрю. Постараюсь сделать всё до вечера. Хотя вряд ли найдутся правки к редакции Риммы Радиковны.

Не зная, что ещё сказать, я смотрю на дверь. Обычно Дивеев сухо выкладывал свои требования и через пару минут выпроваживал, мол, иди, некогда, а сейчас сидит как сыч и чего-то ждёт. 

— Так я пойду? 

— Иди, Таня, — великодушно распоряжается зам, однако в дверях снова меня останавливает:

— Ты сейчас договором Громова занимаешься? 

Я киваю:

— Да. Думаю, к завтрашнему дню закончу.

— Аккуратнее там с ним. Дан Андреевич человек слегка беспардонный. Особенно с женщинами.

Растерявшись, я неловко пожимаю плечами и хватаюсь за ручку, как за спасительный трос. 

— Да я… В смысле… — Собравшись, чересчур резко заканчиваю: — Я просто выполняю свою работу. Дан Андреевич ничем не отличается от всех наших клиентов.

Как ни убеждаю себя, что слова Дивеева не имеют ко мне никакого отношения, всё равно продолжаю прокручивать их в голове в течение всего рабочего дня. К чему он это сказал? Из-за того случая с номером телефона? Но ведь понятно же, что вопрос Громова был сугубо деловым. И что значит «беспардонный»? Дан не показался таким, скорее наоборот… Или, может быть, Сергей Борисович заметил, что на той встрече я как-то не так смотрела?