Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты что? – удивилась Сунья.
Я хотел крикнуть: БЕГИ! Но было уже поздно: скрипнули тормоза, с жужжанием опустилось стекло, и машина остановилась прямо рядом с нами. Папа высунулся в окно и уставился на нас. Я отпустил руку Суньи.
– Конфеты или проделка? – Я вытянул руки, как зомби, состроил рожу, как у мертвеца, и забубнил гробовым голосом: – Конфеты-или-проделка-конфеты-или-проделка-конфеты-или-проделка…
Во что бы то ни стало надо было отвлечь папино внимание! Сунья еще не успела скинуть свою простыню, если папа не станет приглядываться, он, может, и не заметит, что привидение – мусульманка.
– Кто это с тобой? – буркнул папа.
Я и глазом не успел моргнуть, тем более придумать какое-нибудь английское имя, а Сунья уже отозвалась:
– Я Сунья.
И папа вдруг улыбнулся!
– Очень приятно, – ответил он. От него пахло пивом. – Вы с Джеймсом учитесь в одной школе?
Сунья затараторила:
– Мы учимся в одном классе, и сидим за одним столом, и у нас все общее – и конфеты, и секреты!
Папа удивленно шевельнул бровями, но по лицу было видно, что он доволен.
– Надеюсь, ты тоже славно потрудилась, – пошутил он.
Сунья засмеялась и сказала:
– Само собой, мистер Мэттьюз!
А я таращился, таращился на папу, который улыбнулся мусульманке и предложил подвезти ее домой.
Мы пристегнули ремни. Мой ремень так меня зажал, даже жарко стало. Если родители Суньи во дворе, или если у них отдернуты шторы, или если они выбегут на улицу сказать спасибо, папа увидит их смуглую кожу и взбесится. Машина виляла по дороге, и я все думал про те ролики по телевизору – про вождение в нетрезвом состоянии. Там в конце все всегда умирают. У меня на душе кошки скребли: зачем только я разрешил Сунье сесть в машину, когда папа явно перебрал лишнего. А Сунья преспокойненько жевала конфеты и болтала без умолку. Я по голосу слышал, что она улыбается, как будто у каждого ее слова была радостная мордашка. Она говорила, что всю свою жизнь живет в Озерном крае, что папа у нее доктор, а мама ветеринар, что у нее два брата – один заканчивает школу, а другой учится в Оксфорде.
– Толковая семья, – уважительно отозвался папа.
– Вон тот дом справа, – показала Сунья, и мы притормозили у больших ворот.
За шторами горел свет, но на улице никого не было.
– Спасибо, что подвезли, – сказала Сунья, выскакивая из машины и размахивая своим пакетом. А я только и видел, что ее смуглые пальцы, и молился, как никогда горячо, чтобы папа не заметил.
Но он улыбнулся и сказал:
– Всегда пожалуйста, милая.
И Сунья убежала в развевающейся на ветру белой простыне.
Папа развернулся и поехал в обратную сторону. А я смотрел в заднее стекло и видел, как Сунья скрылась в воротах. Папа глянул на меня в зеркало заднего обзора:
– Она что, твоя подружка?
Я покраснел и сказал:
– Еще чего.
А папа засмеялся:
– А было бы здорово, сынок. По-моему, Соня хорошая девочка.
И мне вдруг захотелось заорать во все горло: ЕЕ ЗОВУТ СУНЬЯ, И ОНА МУСУЛЬМАНКА! Просто чтоб услышать, что он на это скажет. Я ведь отлично понимал: если бы папа увидел Сунью в хиджабе, а не в дурацкой простыне, он бы не счел ее хорошей девочкой. Ни за что на свете.
Сегодня утром мы занимались в библиотеке. Я взял книжку про викторианцев. Там говорилось, что в старые времена женщины сидели дома и воспитывали детей, а на работу не ходили и никогда не бросали своих мужей, потому что получить развод было трудно и очень дорого. Я как раз подумал: вот было бы здорово жить в Викторианскую эпоху, и тут у меня на спине оказалась чья-то рука. Я был уверен, что это Дэниел, и как заору: «Миссис Фармер!» – хотя там была табличка «Ш-ш-ш! Это библиотека».
А она спрашивает:
– В чем дело?
Я говорю:
– Он щиплется!
Но рука была директорская. Директор хмыкнул и вытолкал меня в коридор, а миссис Фармер пробурчала вслед:
– Пора бы научиться уважать старших, молодой человек.
Директор воззрился на меня сверху вниз, я мог заглянуть ему прямо в ноздри. Как, интересно, он дышит через такие заросли?
– Какие-нибудь дела на завтра есть? – спросил он.
Я говорю:
– Нет.
А он:
– Теперь есть. В футбольной команде освободилось одно место. Грэг Джексон получил травму.
Джас сказала, что умрет, но придет. Она полагает, что победный гол забью именно я. Во-первых, гороскоп на эту неделю у меня самый что ни на есть положительный, а во-вторых, мои волшебные бутсы сделают меня таким же ловким, как Уэйн Руни. Я спросил папу, придет ли он, а он в ответ рыгнул. Не знаю, это «да» или «нет»?
Отбор в футбольную команду прошел месяц назад. Я старался изо всех сил, но до мяча почти ни разу не добрался. Я играл полузащитником на левом крае, а потом в центре. Не так чтобы очень, но, по-моему, сносно. Накануне того дня, когда должны были объявить состав команды, я всю ночь крутился в постели, словно под простыню ко мне залезла сотня ежиков. К утру мне уже казалось, что у каждого ежика завелось еще по десятку шустрых детишек. Директор сказал, что список команды будет вывешен возле его кабинета на большой перемене. Значит, еще целых два урока ждать. На английском мы писали стихи на тему «Моя прекрасная семья». Кроме рифмы «прах – страх» мне ничего в голову не лезло, а так как миссис Фармер считала Розу живой, я и этого не мог использовать. На математике мы занимались дробями. Обычно у меня с ними все в порядке, но ежики в башке опять начали свою чехарду и распугали все мысли.
Миссис Фармер объявила:
– Можете идти на улицу, только оденьтесь.
Дэниел и Райан дунули на площадку, даже не удосужившись взглянуть на список. А чего им? В прошлом сезоне из всех пятых классов только их двоих и выбрали. Мне не хотелось, чтоб все видели, что я смотрю. Я пошел в библиотеку и взял с полки первую попавшуюся книгу, а сам не мог отвести глаз от листка бумаги на доске объявлений. Одиннадцать имен значились на нем, а в самом низу – три запасных. Я подобрался ближе, насвистывая то, что пришло на ум. А пришла мелодия «Ты – мои крылья», потому как в эти выходные папа без конца крутил ее по дороге к морю.
Имена были написаны жуткими каракулями, не прочтешь. Я подступил еще на шаг. Теперь можно было разобрать большие буквы в начале имен. Там было два «Д». На негнущихся ногах я двинулся вперед, все еще вытянув губы трубочкой, хотя уже не свистел. Прочитал седьмое имя. Джеймс.