Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот запрет соблюдался очень долго, лишь лет 10 назад было пролоббировано разрешение снова совместить два типа деятельности. Вместо запрета стали строить барьеры, которые казались непрозрачными, казалось, что эти два контура не совместятся. И вот мы видим, что получилось, когда деньги, собранные от клиентов, на депозитах, или предназначенные для торгового оборота, были брошены в высокорисковые операции. Риски наступили, и теперь люди не могут получить даже те кредиты, которые необходимы для обслуживания конкретного материального оборота.
Барьеры рушатся людьми. Хорошо известно, как недопустимо баловаться инсайдом. В инвестиционном банке появляется внутренний конфликт интересов. У него есть собственный капитал, он понимает, как хотел бы им управлять, приняв ту или иную тактику, в том числе рискованности операций: хочу зарабатывать больше – и рискую, или хочу быть консервативным. И есть клиенты, среди которых весь спектр позиций: одни очень консервативны – мне по чуть-чуть, но очень надежно, и другие – загоняй под 100 процентов годовых, хрен с ними, с рисками…
Но торговый рынок один. Поэтому инвестиционные компании выходят торговать как один коллективный торговец. Внутри идет деление: эти дилеры торгуют голубыми фишками, эти – вторым эшелоном, эти – мусорными акциями, облигациями. При этом есть трейдеры, которые должны обслуживать заявки клиентов. Если трейдер обслуживает и себя, и клиентов, у него возникает психологический соблазн (при всей системе учетов, при том, что каждая сделка видна, ее можно обратно раскрутить) взять и поиграть на клиентские деньги.
Обратная ситуация: высокорисковый клиент хочет поиграть на деньги банка и говорит: дай мне денег взаймы. В системе левереджа (leverage), плеча кредитного рычага, собственные деньги могут составлять пятую часть. 20 процентов я вкладываю своих, 80 беру у банка и покупаю высокорисковые бумаги. Когда они рушатся, я, конечно, теряю свои 20 процентов, но и банк теряет свои 80. Банку тоже хотелось поиграть, и он сказал: сам бумаги я покупать не буду, давай я тебе дам кредит, но спрашивать буду не этими бумагами, ты мне чем-нибудь другим ответь, что у тебя есть? Отсюда и возникают сегодняшние ситуации: компании «Бета» дали кредит на 2 миллиарда, а бумаг она заложила на 8 миллиардов.
Другой вариант – передача инсайдерской информации: некоторым клиентам ее сливают, а другим – нет. Считается, что это нерыночное решение, рынок предполагает, что все имеют одинаковую информацию. Поэтому трейдер, который где-то что-то узнал для себя, ни в коем случае не имеет права разглашать тайну клиенту.
Для этого были придуманы ограничения, доведенные почти до абсурда. В компании есть этаж, а еще лучше – отдельное здание, где трейдеры торгуют на собственные позиции. Есть этаж для трейдеров, работающих с клиентами. Эти этажи разделены системой зон допуска: магнитная карточка трейдера работает только на твой этаж. Более того, если служба надзора увидит, что разные трейдеры пообщались за чашкой кофе в обеденный перерыв, это может стать причиной увольнения, так прописано в контракте. При этом следят не только внутренние аудиторы, но и внешняя надзорная служба, которая пытается фиксировать такого рода обмены. Заранее открывают почту, письмо, пошедшее из одного блока в другой, автоматически уходит к контролерам.
И банк штрафуется на 300 миллионов долларов. Почему такие штрафы? Почему в эпоху свободы слова такие тотальные контроль и цензура? Потому что люди понимают: это разные контуры, по идее и деньги в них должны быть разные – свои и клиентские.
Но поскольку деньги, на первый взгляд, одинаковые, соблазн их перетекания огромен. Деньги вообще текучая масса. Деньги – как воздух: текут и заполняют все. Индульгенция – пожалуйста, рукопись – пожалуйста, турбина – тоже пожалуйста.
Сам оборот денег вызывает немалые издержки (включая расходы на эмиссию, хранение, учет, печатание наличных денег, транспортировку, утилизацию, воровство и ошибки). При этом никаких материальных ценностей в процессе оборота денег не производится. И это первый источник инфляции.
Второй источник – оборот денег в качестве инструментов в контуре прав и в контуре капитала.
Деятельность с обменом прав, обменом товаров и обменом капиталов – это абсолютно разные типы деятельности, которым соответствуют разные контуры обмена. Но когда они обслуживаются одними и теми же деньгами, на стыках возникают искрение, пропажи, потери, которые также приводят к инфляции.
Эмиссию-то вы произвели правильно. Но при этом контуры запутаны. Кто-то продал лишнюю нефть за доллары, доллар втек сюда, начал давить на рубль, рубль падает, вы его вынуждены поддерживать, поэтому вам пришлось допечатать рубли. Вы их допечатали не потому, что вам нужно обслуживать внутренний оборот в рублях, а потому, что вам нужно «съесть» эту дурацкую долларовую массу, привезенную извне. Ей здесь делать нечего, она ничего обслужить не может.
Тогда Центробанк съедает эти доллары, выпихивает рубли, и потом мы удивляемся, что рубли инфлируют. А чего им не инфлировать, если они ничего не обслуживают? Если они обслуживают издержки шлюзов, издержки того, что два контура решили слиться.
Раньше это было неизбежно, потому что было очень дорого построить шлюзы, создать быстрый компьютерный учет различного рода прав либо инвестиционных проектов, и приходилось отдавать эту функцию рублю, платя за это инфляцией. Но сегодня, когда мы можем сознательно выстроить все цепочки и связи, плата может быть в десятки, сотни раз меньше. Сегодня стоимость обслуживания депозитарного центра в буквальном смысле в сто раз дешевле, чем если бы каждый торговец ценными бумагами вел всю документацию у себя, и у него была б такая жизнь, как сегодня у прокурорских, когда в суд приносят такое количество папок, что прочесть их физически невозможно. И поэтому там в деле можно написать что угодно, любую клевету – по принципу анекдотической фразы из дипломной работы в техническом вузе: «а гайки делаем из стекла, потому что эту хрень все равно никто не читает» – под дипломом «5» и подписи членов госкомиссии.
Вести – это на самом деле учетные инструменты обращения капитала, не предназначенные для выхода в наличность. Да, при определенных обстоятельствах они должны частично конвертироваться в обычные деньги, и на этих шлюзах возникает единственный риск, призрак инфляции.
Но если проект стандартен, если в нем рождается добавленная стоимость, то эта добавленная стоимость, обмененная на потребительский рубль, не увеличивает инфляцию, а снижает ее. Дефлятором могут быть только инвестиционные вести, перетекающие в денежный контур. Вести являются единственным фактором дефляции, поскольку мы выдаем на рынок добавленную стоимость большую, чем стоимость потраченного капитала в денежной форме!
При этом чаще всего предпринимателю не требуется всю добавленную стоимость зафиксировать в деньгах. Он добавляет стоимость N, а просит откэшировать через денежный шлюз n – на булавки, на еду, на яхту… Но большую часть добавленной стоимости предприниматель пустит в новый инвестиционный проект, т. е. оставит в вестях. А на рынок, который обслуживается деньгами, поступит товаров на большую стоимость, чем ранее привлечено в виде капитала.
