— Итак, малышка Кристабель, расскажи мне о мире.

Мистер Селларс откинулся на спинку кресла и погрузился в облако тумана, струящегося из машины. Кристабель рассказала ему о школе, о том, что Офелия Вейнер стала задирать нос, потому что у нее появилось наноплатье, которому можно придать любые форму и цвет, потянув в разных местах, и о том, как она играла в «Выдромир» с Порцией.

—… А вы знаете, как король Выдр узнает, есть ли у тебя с собой рыба? Он тебя обнюхивает.

Она посмотрела на мистера Селларса. Когда он сидел с закрытыми глазами, его пухлое безволосое лицо напоминало глиняную маску. Она уже стала гадать, не заснул ли он, но тут его глаза распахнулись. Они были очень интересного цвета — желтые, как у кота Дикенса.

— Боюсь, я не очень хорошо знаю все входы и выходы королевства выдр, моя юная подруга. Это мое упущение, я понимаю.

— А разве вы в нее не играли, когда были мальчиком?

— Нет. — Старик негромко рассмеялся; его смех напоминал воркование голубя. — У нас не было ничего похожего на «Выдромир».

Кристабель взглянула на уродливое лицо и ощутила нечто напоминающее любовь, которую испытывала к отцу и матери.

— А страшно быть пилотом? В те давние времена.

Его улыбка исчезла.

— Да, иногда было страшно. А иногда очень одиноко. Но меня учили этому делу, Кристабель. Я знал, что меня станут учить летать, еще… в детстве. То была моя обязанность, и я с гордостью ее исполнял. — Его лицо стало немного странным; старик наклонился и что-то подправил в увлажняющей воздух машине. — Нет, то было больше, чем обязанность. Есть такие стихи:

… Нас в бой ведут не долг и не закон,

Ни крик толпы, ни понуканья свыше.

Лишь только наслаждение одно

Влечет меня в гул этой бойни вышней.

Я все сравнил, все выверил давно,

Дни будущего — как слова пустые,

И дни былые — пусты, все одно,

Со смертью рядом, рядом с жизнью милой.

[8]

Он кашлянул.

— Это Йитс. Всегда трудно сказать, что заставляет нас выбирать. Особенно такое дело, которое тебя страшит.

Кристабель не знала, что такое «йитс», и не поняла смысла стихов, но ей не нравилось, когда мистер Селларс выглядит таким печальным.

— А я стану доктором, когда вырасту, — заявила она. В начале года она намеревалась стать танцовщицей или певицей, выступающей по сети, но теперь сделала иной выбор. — Хотите, скажу, где будет мой офис?

Старик снова улыбнулся:

— Мне так приятно тебя слушать… но ты, кажется, опаздываешь?

Кристабель посмотрела на руку. Браслет на запястье мигал. Девочка вскочила.

— Пора переодеваться. Но я хочу дослушать вашу историю до конца!

— В следующий раз, милочка. Боюсь, что тебя мама заругает, а мне было бы тяжело лишиться твоего общества.

— Я хочу, чтобы вы закончили рассказ про Джека!

Кристабель торопливо вошла в комнатку для переодевания и натянула свою одежду. В пластиковом мешке она осталось сухой — для чего тот, собственно, и предназначался.

— Так, — сказал мистер Селларс, когда она вернулась. — Что там делал Джек, когда мы остановились?

— Он забрался на небо по бобовому стеблю и оказался в замке великана. — Кристабель слегка обиделась, что старик этого не помнил. — А великан скоро должен вернуться!

— Да-да, он уже скоро вернется. Бедный Джек. Значит, с этого места мы и начнем, когда придешь в следующий раз. А теперь тебе пора идти. — Он осторожно погладил ее по голове. Судя по выражению лица мистера Селларса, Кристабель всегда казалось, что это прикосновение причиняет старику боль, но он неизменно всякий раз гладил ее по голове.

Она уже почти дошла до двери и тут вспомнила, что хотела спросить про растения. Кристабель вернулась, но мистер Селларс уже откинулся на спинку кресла и снова закрыл глаза. Его длинные паучьи пальцы медленно шевелились, словно что-то рисовали в воздухе. Секунду девочка смотрела на него, поскольку никогда не заставала его за таким занятием прежде, а потом подумала, что это, должно быть, какое-то специальное упражнение, которое ему нужно делать, но тут заметила, что облачка тумана летят в ее сторону. Тогда она быстро вышла и плотно закрыла за собой дверь. Эти упражнения — если, конечно, то были именно упражнения — показались ей жутковатыми, и выполнять их мистер Селларс, наверное, желал в одиночестве.

И тут вдруг Кристабель сообразила: старик шевелил пальцами в воздухе точно так, как человек, вошедший в сеть. Но мистер Селларс никогда не надевал шлем и не вставлял провода в разъем на шее, как делали некоторые из людей, работавшие вместе с отцом. Он просто закрыл глаза.

Браслет замигал чаще. Кристабель знала, что еще пара минут — и мама позвонит Порции. И, пересекая мостик, не отвлекалась на бег вприпрыжку.

СЕТЕПЕРЕДАЧА/НОВОСТИ: Азиатские лидеры объявляют «зону процветания».

(Изображение: дворец императрицы, Сингапур.)

ГОЛОС: Встреча азиатских политиков и бизнесменов в Сингапуре под руководством стареющего финансиста-затворника Цунь Бяо и премьер-министра Сингапура Лю…

(Изображение: Лю Вико и Цунь Бяо пожимают друг другу руки.)

ГОЛОС:… привела к принятию исторического торгового соглашения, названного Лю «зоной процветания», которое должно принести Азии невиданное экономическое единство.

(Изображение: поддерживаемый помощниками Цунь Бяо на трибуне.)

ЦУНЬ: Время пришло. Будущее принадлежит объединенной Азии. Мы полны надежд, но впереди нас ждет тяжелый труд…

Она простиралась впереди, от горизонта до горизонта, мириады путей как царапины на истертом стекле под микроскопом — но в каждой из царапин мерцали огни и двигались крохотные точки.

— Такой громады просто не может быть!

— А ее и нет. Вспомни: это ведь не настоящее место. Это лишь электрические импульсы в группе сверхмощных компьютеров. Она может быть размером с воображение программиста.

Ксаббу помолчал. Они висели бок о бок, двойной звездой в пустом черном небе, как два ангела, взирающих с высоты на неизмеримую грандиозность торгашеского воображения человечества.

— И встала девушка, — произнес наконец Ксаббу, — и зачерпнула ладонями пепел…

— Что?

— Это поэма — или рассказ — моего народа:

И встала девушка, и зачерпнула ладонями пепел;

и бросила пепел в небо, и сказала ему: