— О, ничего страшного, — опять поклонился жрец и улыбнулся наивной детской улыбкой. — Очень приятно поговорить с тем, кто тянется к знаниям. С вашего позволения, каи-на, я поплыву? Очень много работы…

— Конечно, — согласилась Джиад, раздумывая, не сказать ли Виаласу, чтобы больше ни с кем об этом не болтал.

Но толку стеречь конюшню, когда коня уже свели? О том же подумала и Санлия, потому что стоило тяжелой двери закрыться за хвостом выплывшего жреца, бывшая наложница поспешно сказала:

— Я никому ничего не скажу, каи-на Джиад. Только, боюсь, это уже неважно.

— Я тоже боюсь, — согласилась Джиад, мечтая о чем-нибудь горячем.

А еще хорошо бы сесть, положить подушку под спину, привалившись к стене, вытянуть ноги и не думать, что стоит оттолкнуться пальцем — и всплывешь под потолок. Как же ей не хватало обычной земной тяжести, горячей еды, которую можно просто класть в рот, и вода не проникнет следом, ощущения тепла и сухости… Всех мелочей, которые на земле никогда не замечаются, потому что кажутся естественными, а здесь постепенно раздражают и давят. Да она бы многое дала за возможность всего лишь умыться! Но чтобы мокрыми были только лицо и руки, а потом вытереть их чистым мягким полотенцем досуха и почувствовать свежесть от дуновения ветерка, ласкающего кожу…

— У вас усталый вид, каи-на, — тихо сказала Санлия, глядя на нее сочувственно. — Простите, я даже не могу напоить вас горячим. Да и вряд ли вы теперь возьмете что-то из моих рук.

— Почему нет? — пожала Джиад плечами. — Теперь вам незачем что-то мне подливать.

— Да, теперь моя жизнь зависит от вашей, — ровно согласилась суаланка. — И от вашей воли, разумеется.

— Перестаньте, Санлия, — поморщилась Джиад, проплывая немного дальше и оглядывая небольшую комнату. — Если помните, я об этом не просила. Все, чего я хотела, это сохранить вам жизнь. Извините, что не навестила раньше. С вами хорошо обращаются? Может, вам что-нибудь нужно?

Комната была по размерам почти такой же, как и та, где Санлия принимала Джиад, но обставлена с вызывающей скудностью. Кровать, укрытая чем-то темным, голые, не считая двух шаров туарры, стены, маленький столик с несколькими коробками и в углу горшок с шираккой.

— Прошу прощения, — бледно улыбнулась Санлия, поймав взгляд Джиад. — Обычно ширакку не ставят в жилых комнатах, но здесь нет смежных, а выводить меня наружу под охраной — это слишком хлопотно. Но вода проточная, не беспокойтесь.

Ширакка в комнате, никакой жаровни с тинкалой, как раньше, да и чем кормят суаланку — тоже неизвестно. Она немного похудела, но отчего? В любом случае, это неправильно! Санлию не приговорили к тюрьме, и мучить ее унизительными мелочами вроде уборной в комнате — подло и глупо!

— Я не беспокоюсь, — нахмурилась Джиад. — Но мне это не нравится. Санлия, я поговорю с его величеством, чтобы вам предоставили больше удобств. Где ваши прежние вещи?

— Мне мало что нужно из них, — пожала плечами суаланка с удивительно искренним равнодушием. — Для кого мне теперь наряжаться и краситься? Впрочем, если вы прикажете, чтобы мне вернули книги, я буду неизмеримо благодарна.

— Хорошо, — пообещала Джиад, все еще хмурясь. — Вас кто-нибудь навещает? Или это запрещено?

— Запретить мне что-то можете только вы, каи-на, — снова улыбнулась Санлия той же сдержанной, но исполненной грустного достоинства улыбкой. — Просто теперь у меня гораздо меньше друзей. Оказывается, это очень удобно: теперь я абсолютно точно знаю, кто из них настоящий. Из всех наложниц приплывает только Леавара. Она чудесная девочка, пусть Мать Море даст ей много счастья. И из прислуги кое-кто заглядывает не по обязанности. Остальные… Думаю, вы сами понимаете.

— Понимаю, — уронила Джиад, испытывая неприятное чувство вины за весь человеческий род, с хвостами он или без. — Вам вернут книги. И я попрошу Леавару собрать ваши вещи. А с комнатой… придумаем что-нибудь.

Она еще раз оглядела тюремную камеру — иначе это не назовешь — и честно сказала:

— Санлия, я понятия не имею, что мне с вами делать. Есть какая-нибудь возможность дать вам свободу? Его величество обещал, что вскоре я смогу покинуть Акаланте, но до этого времени надо как-то устроить вашу судьбу.

— И вы согласны… просто отпустить меня? — тихо уточнила Санлия, глядя на нее с непонятным выражением. — После всего зла, что я вам причинила?

Джиад молча кивнула. Ей совершенно не хотелось пускаться в рассуждения, кто больше виноват в случившемся, или уверять Санлию, что прегрешения той прощены и забыты. Но никакого возмездия суаланке она и в самом деле не желала — та уже достаточно расплатилась за сделанное из любви к сестре.

— Вас вряд ли отпустят, пока Кариша на свободе, — честно сказала она, опускаясь на край кровати и чувствуя, что та гораздо тверже обычных постелей. — Но потом — да ради Малкависа, если это зависит от меня.

— Должно быть, ваш бог милосерден и справедлив, — губы Санлии тронула настоящая улыбка.

— Скорее второе, чем первое, — усмехнулась Джиад. — Что вы будете делать? Вам ведь понадобятся деньги на жизнь.

— Да, на обычное вознаграждение бывшей наложницы теперь можно не рассчитывать, — тоже слегка усмехнулась Санлия, на глазах оттаивая. — Но это не страшно. Думаю, я покину Акаланте. В этом городе меня никогда не простят, да и для меня его воды несут слишком много горечи.

— Вернетесь домой?

— Нет, — покачала головой суаланка и задумчиво потеребила кончик косы. — Там мой бывший жених, мне нельзя с ним встречаться. А еще… там мне всегда будут припоминать, что я была наложницей тир-на Алестара, врага Суаланы. Я уплыву куда-нибудь подальше. В Маравею, например. Говорят, там тепло и красиво. Целители везде нужны, а я все-таки была хорошей ученицей своего отца. Если вы распорядитесь вернуть мне вещи, я смогу продать несколько подарков его величества, и мне с лихвой хватит и на инструменты, и на зелья, и на жизнь первое время. Лекарям не нужны жемчужные ожерелья.

Она лукаво улыбнулась, став совсем прежней Санлией, и Джиад невольно испытала уважение к чужой отваге. Отправиться в незнакомый город, одинокой и беззащитной, чтобы зарабатывать на жизнь нелегким трудом целителя — это требует немалого мужества! Интересно, знал ли Алестар свою наложницу такой? Или для него, как и для всех, она была хрупкой разряженной куколкой, не заботящейся ни о чем, коме сплетен и украшений? Сейчас все наносное слетело с Санлии, как слетает разбитая скорлупа раковины-жемчужницы, оставляя драгоценное ядро. «И вправду начинаю думать как иреназе, — недовольно сказала себе Джиад. — Ведь не вспомнила про орехи или золотые вкрапления в пустой породе».

— Теперь я точно знаю, что семья не для меня, — задумчиво сказала Санлия. — Никогда — страшное слово для тех, кто на что-то надеется. Но если надежды нет, можно просто жить дальше. Я всегда хотела увидеть другие страны. Ах, каи-на Джиад, какая вы счастливая!

— Я? — растерялась Джиад.