Она медленно плыла по коридору, все яснее понимая, что чуть ли не впервые в жизни не может найти себе дела. То есть может, конечно, однако даже мысль об играх с рыбенышем вызывала глухое неправильное раздражение. Что это с ней творится? «Безделье недостойно стража, оно ослабляет тело и поит разум дурманом, — всплыли в памяти строки соответствующей сутры. — Слабость, рожденная бездельем, увеличивается, как летящая с горы лавина, и погребает под собой благие стремления…»

Но сутры тоже чуть ли не впервые не помогали. Найти себе любое занятие, лишь бы не бездельничать, показалось бессмысленным самообманом. Ладно, все-таки можно погулять с Жи…

И тут Джиад словно укололо — она вспомнила! Санлия… Она совсем забыла про бывшую наложницу, которую отдали на ее попечение. Кажется, Алестар, вынося приговор, велел разместить девушку возле покоев Джиад?

Торопливо вернувшись к себе, она вызвала слугу и велела отвести себя к ири-на Санлии. Несколько минут — и Джиад оказалась перед массивной дверью, точно такой же, как ее собственная. И вправду рядом, всего несколько десятков шагов по коридору, если считать земными мерками.

Слуга, поклонившись, уплыл, а Джиад замерла, пытаясь собраться с мыслями. Что она скажет Санлии? И можно ли как-то помочь несчастной суаланке, которую будто преследует злая судьба? Ответов у нее не было, но… «Вот об этом я и скажу, — решила она, толкая тяжелую дверь. — Может быть, вместе мы что-нибудь придумаем. Говорят, что мысли человека подобны птичьему крылу, но даже на самом мощном крыле нельзя взлететь, если оно одно, зато два, пусть и слабых, поднимают птицу в воздух».

Дверь качнулась, пропуская ее, Джиад проплыла внутрь и едва не столкнулась с молодым иреназе, показавшимся ей знакомым. Ах да, он же приносил зелье для разрыва запечатления!

Юноша почтительно поклонился и уставился на Джиад с неподдельным интересом, будто пытаясь что-то прочитать на ее лице.

— Амо-на… Виалас? — не без труда вспомнила она, и иреназе просиял.

— Для меня честь, что каи-на помнит мое имя, — церемонно сообщил он, снова кланяясь. — Вижу, эликсир возымел нужное действие?

— Да, — скупо уронила Джиад.

А она ведь даже не спросила у рыжего, что отвечать на вопросы, чтобы нечаянно не задеть его королевскую честь! Но Виаласа, кажется, интересовал только результат его работы. Встречала она и на земле таких целителей, умелых и старательных, но в пациентах видящих лишь ступеньку к новым знаниям.

Подтверждая ее мысли, Виалас посторонился и сообщил:

— Прошу прощения, каи-на, я не смог выполнить приказ его величества и помочь его наложнице. Мне очень жаль! Изумительно интересный случай, но безнадежный.

— Приказ его величества? — осторожно переспросила Джиад. — А он приказывал…

— Тир-на Алестар был так великодушен, — раздался хрустальный голосок Санлии, — что не стал отменять приказ, данный им… задолго до всего случившегося. Он хотел, чтобы мне вернули способность к запечатлению. Увы, Мать Море лишила меня своей милости, и я не могу не признать справедливость этого возмездия.

Подплыв, она склонилась перед Джиад в глубоком почтительном поклоне, и той стало неловко. Значит, Алестар пытался позаботиться о своей наложнице? В это легко поверить, он ведь даже на злополучном Совете с радостью воспользовался возможностью не казнить Санлию, пусть и ценой ее свободы. Наверное, он по-своему любит суаланку. Такую красивую, изысканную, гордую и отважную…

«Тебе-то что до этого, — сердито оборвала себя Джиад. — Они давно вместе, и у него наверняка есть причины о ней заботиться! Вот еще — думать об этом».

— И у вас ничего не получилось? — повернулась она к Виаласу. — Неужели нет никакой надежды?

— Мне жаль, — кивнул тот и покачал из стороны в сторону хвостом. — В крови ири-на Санлии отсутствуют вещества, на которых строится способность к запечатлению. Обычно они вырабатываются телом, когда оно созревает для любви и брака. Простите, каи-на, я не знаю, понятно ли вам все это…

— Пока вполне понятно, — поспешно сказала Джиад, украдкой бросая взгляд на бледную, но внешне спокойную Санлию.

Суаланка так и не вернулась к прежним роскошным нарядам, а может, ей их попросту не отдали, но все равно была чудно хороша даже в простой тунике из тонкого некрашеного полотна. Волосы она заплела в толстую косу и перевила нитью бирюзовых бус — единственное украшение, которое Джиад на ней заметила. Тонкое смуглое лицо, не тронутое красками, словно светилось изнутри собственным внутренним сиянием. Боги, как жаль! Неужели все иреназе — слепцы, способные думать лишь о запечатлении?! Она же прекрасна…

— О, ну так вот! — обрадовался Виалас, складывая руки на груди и становясь похожим на одного из храмовых целителей Арубы. — Когда кто-то из нашего народа входит в брачный возраст, эти вещества в его теле участвуют во многих необходимых процессах. Но если иреназе встречается на ложе с кем-то из собственного города, то они дремлют, ведь у того, другого, точно такие же вещества! Ну, это примерно, как воин Акаланте встречает другого воина в такой же форменной тунике и не вступает с ним в битву.

— Я понимаю, — послушно кивнула Джиад на ожидающий взгляд юного жреца. — А у воина из другого города и форма другая, верно?

— Да, — согласился тот, явно удовлетворенный ее сообразительностью. — Суть одна, но форма — другая. Вещества в теле иреназе разных городов образуются одинаковые, но сила города придает им некий характерный оттенок. Если иреназе ляжет на песок с кем-то из другого города, крошечные невидимые воины их тел сначала вступят в борьбу, а потом заключат союз, связав своих хозяев между собой тем новым веществом, которое создадут вместе. У ири-на Санлии, — вспомнил он о наложнице, — нужные вещества несомненно были, раз уж у нее случилось то первое запечатление. Но от случившегося потрясения ее тело потеряло способность их вырабатывать, и ее кровь теперь в определенном смысле пуста.

— Это лечится? — прямо спросила Джиад, думая, что давным-давно следовало услышать такой понятный рассказ вместо туманных восхвалений запечатления.

— Нет, — честно и так же прямо сказал Виалас, открыто встретив ее взгляд. — Если лекарство и есть, мне оно неизвестно.

— Вам? — уточнила Джиад, ожидая, что юный жрец обидится, но тот лишь фыркнул с изрядной долей высокомерия и заявил:

— Поверьте, каи-на, готовить зелье для вас и его величества доверили именно мне совсем не потому, что другим было некогда. Я знаю, что вы думаете, глядя на меня, но ни в одном храме Акаланте нет никого, более сведущего в этом деле. Я уж не говорю об обычных целителях. Лекарства нет. Я не исключаю, что может случиться чудо и способность к запечатлению вернется, как, бывает, прозревают слепые или обретают способность к движению парализованные. Но чудеса не в моем ведении, хоть я и жрец. Мое дело — зелья и исследования, точная наука, готовая дать ответ без участия высших сил. Я перебрал все архивы храма, касающиеся похожих случаев, но ни разу за многие столетия утраченная способность к запечатлению не вернулась.