Я вылез из седана, прошел вдоль дороги, подобрал пистолет Вайгеля и сунул его себе в карман. Потом подтащил тело к машине и затолкал его на водительское место. К тому моменту, когда я справился с этой задачей, я весь взмок от пота, словно была не зима, а жаркий летний день.

Обойдя вокруг машины, я отошел футов на десять от капота двигателя и выпустил пулю из пистолета Вайгеля в ветровое стекло и, разумеется, в мертвое тело. Потом я тщательно обтер пистолет, удалив с него мои отпечатки пальцев, и, держа оружие за дуло, обернутое носовым платком, подошел к трупу Карла и сунул сей предмет в его безвольную руку. После чего затолкал бездыханное тело в заросли придорожных кустов.

Ветровое стекло было эффектно продырявлено прямо напротив водителя. По этой причине я решил, что они не станут допытываться, сколько пуль было выпущено по нему. Я открыл дверцу машины возле тела Вайгеля, завел мотор и осторожно опустил ногу на педаль газа. Одной рукой я с большим трудом направил машину снова на дорогу, второй держался за открытую дверцу. После того, как мне удалась провести машину мимо тела Карла и она под крутой уклон начала набирать скорость, я спрыгнул вбок. При этом ноги у меня поскользнулись на укатанной дороге, я упал и катился кубарем вниз, пока мне не удалось задержаться на каком-то бугре.

Поднимаясь на ноги, я услышал оглушительный треск и увидел, как седан где-то в сотне ярдов далее по шоссе сошел с него и врезался в толстое дерево.

Пробежав туда, я обнаружил, что от удара распахнулись остальные дверцы, и теперь они все болтались на петлях. Тело Вайгеля высунулось до половины из отверстия в разбитом ветровом стекле и лежало на капоте двигателя, так что, возможно, я напрасно выпустил в него последнюю пулю.

Вернувшись назад на дорогу, я зашагал как мог быстрее под гору к деревне. Решив, что позади осталось с полмили, достал из кармана пистолет Карла, тщательно обтер его и забросил за деревья, отстоявшие довольно далеко от шоссе.

Возможно, копы представят себе случившееся таким образом: Карл, стоя посреди дороги, намеренно выстрелил в Вайгеля, когда тот на седане подъехал к нему, но не успел вовремя отскочить в сторону и был раздавлен сокрушительной силой машины, за рулем которой сидел мертвец. На пистолете, который они найдут поблизости, будут отпечатки пальцев Карла. Пули в теле Вайгеля выпущены именно из этого оружия. Все сходится.

Конечно, у полицейских может возникнуть несколько интересных вопросов, например, такие: какого черта стоял Карл посреди дороги с пистолетом в руке? Ожидал возможности кого-то застрелить? И почему это Вайгель направил седан уважаемого господина Эккерта назад к деревне, где его похитил?

Во всяком случае, подумал я, мне вроде бы удалось настолько запутать картину, что в течение нескольких недель у них будет забот выше головы, а для меня это гораздо предпочтительней, нежели быть обвиненным в убийстве, поскольку в таком случае я сколько угодно мог говорить о самозащите, не располагая при этом никакими свидетельскими показаниями, подтверждающими мою правоту.

Когда я был совсем рядом с деревней, то увидел огни фар машины, идущей мне навстречу, и быстро нырнул в кусты. Тяжелый грузовик медленно прогромыхал мимо меня, поднимаясь на холм. Через пару минут я уже шагал по главной улице деревни, а еще через пять минут оказался в своем номере в гостинице. Я подумал о том, что неплохо бы наведаться в дом Эккерта и, разоблачив мнимую Монику Байер, попытаться выведать правду, но это было связано с неоправданным риском. По всей вероятности, дом будет наводнен местными копами сразу же после того, как водитель грузовика сообщит о найденной им разбитой машине с мертвым человеком за рулем, а потом чуть дальше по дороге они найдут второй труп.

Около девяти часов на следующее утро я завтракал в маленькой столовой в гостинице, а страшно возбужденная официантка рассказывала мне, что ночью случилось что-то кошмарное. По-английски она говорила плохо, я совсем не знал немецкого, так что иногда мы сталкивались с неразрешимыми лингвистическими проблемами. Но я понял все же, что некий местный житель по имени Эккерт был ограблен, у него угнали машину среди ночи, и, возможно, через час после этого шофер грузовика нашел ее разбитой всего в одной миле от деревни.

— Вор был убит, но нет, — официантка буквально взвизгивала от возбуждения, — не подумайте, это не дорожное происшествие. Его застрелили! А потом они нашли тело другого человека — дальше по дороге, его задавили машиной насмерть. Той самой, на которой ехал похититель.

Я качал головой, выражая удивление, издавая подобающие звуки, то возмущаясь, то ужасаясь. А закончив завтрак, обнаружил, что до прихода машины за мной осталось всего десять минут.

К полудню я вернулся в свой отель в Мюнхене, в аэропорт приехал к трем, в Париж прилетел ранним вечером. Там я отправился в четырехзвездочную гостиницу, заказал билет на следующий день до Лос-Анджелеса, после чего со спокойной душой спустился в бар выпить стаканчик-другой.

Там я сразу приметил весьма угодливого типа. Он подождал, когда я расправлюсь со второй порцией бурбона, затем бочком подкатил ко мне и вежливо осведомился, не турист ли я из Америки. Я ответил, что да, точно, и все мы, американские туристы, восхищаемся Парижем больше, чем любым другим городом в любой стране мира, потому что в этом городе никто не кричит: «Янки, убирайтесь домой!» Во всяком случае, до той минуты, уточнил я, когда из тебя не вытащат все деньги. Он как-то слишком равнодушно пропустил это замечание мимо ушей, потом поинтересовался, не хочу ли я провести ночь где-то за городом. Париж, заявил он и тихонечко подтолкнул меня локтем под ребро, самый озорной город в Европе. В Париже, пояснил он, заговорщически подмигивая, мужчина может провести действительно потрясающую ночь. И все это он организует для меня за какие-то несколько жалких франков.

Я с сожалением отклонил его заманчивое предложение, объяснив, что у меня уже была одна потрясающая ночь в Европе и мне этого вполне достаточно.

Он вернулся назад в конец бара, бормоча что-то себе под нос. Поскольку по-французски я тоже не понимал, то не был уверен, что именно он твердит. Но сильно подозревал, что не в духе «Да здравствуют американцы!».

На Анджеле Бэрроуз снова были ее черные очки в оправе с драгоценными камнями. Прическа в стиле «маленький паж» выглядела, как всегда, безукоризненной.

А идиотский длинный мундштук по-прежнему подпрыгивал в воздухе, как любимая кобра заклинателя змей, которая внезапно надумала сбросить старую кожу.

Хью Лэмберт стоял возле письменного стола. Руки у него беспокойно дергались.

— Итак, вы возвратились без Моники Байер, — злобно произнесла Анджела.

— Что же случилось? Вы недостаточно тщательно ее искали? Или вам слишком наскучила Европа после целых четырех дней пребывания в ней, и вы ощутили острую необходимость вернуться домой в Беверли-Хиллз?

— Я отыскал ее, — сказал я ровным голосом. — Но назад не привез.